Записки простодушного. Аркадий Аверченко

Пока я не вижу ни моего компаньона, ни баранов, ни прибыли. Очевидно, с компаньоном что-нибудь случилось… Иногда по ночам меня мучит совесть: прав ли я был, поручив этому слабосильному человеку опасную процедуру умерщвления баранов? А что, если они по дороге сбежали от него? А что, если они перед смертью вступили с ним в борьбу и, разъяренные предстоящей участью, растерзали моего бедного компаньона?..

* * *

      Вчера со мной произошел удивительный случай. Иду по улице – вдруг вижу: мой компаньон навстречу. Я радостно кинулся к нему.

      – Здравствуйте, голубчик! Ну что слышно с баранами?

      Он удивленно взглянул на меня:

      – Какие бараны? Простите, я вас совершенно не знаю!

      – Ка-ак? Да ведь мы же вместе хотели заработать на баранах?

      – Простите, я вас в первый раз вижу. Я иногда зарабатываю на баранах, но зарабатываю один.

      И, отстранив меня, он пошел дальше.

      «Однако какое удивительное сходство, – бормотал я себе под нос, провожая его взглядом. – То же лицо, тот же голос и даже на баранах зарабатывает, как и тот!»

      Много тайн хранит в себе чарующий загадочный Восток.

      Русские женщины в Константинополе

      Я спросил своего приятеля, разбитного малого и доку по здешним делам:

      – Слушай… Я все вижу только одну уличную, по-моему, очень неприглядную жизнь… А где здесь, например, хорошее русское общество?

      – А вот зайдем… Здесь есть за углом кабачок. Вот оно и будет хорошее русское общество.

      – В кабаке?

      – Ну уж и «в кабаке». Нужно, милый мой, выражаться мягче: «в кабачке», «в ресторанчике»… А то, что это за скифское: «кабак».

      Мы подошли к каким-то дверям и… с этих пор мой приятель повел себя крайне странно: расцеловался с бравым швейцаром, дружески пожал руку бородатому буфетчику за стойкой и, усаживаясь за столик, потер руки с тем непередаваемым значением, когда русский человек собирается хватить рюмку водки с подобающей этому напитку закуской:

      – Ну-с… Полбутылочки очищенной, селедочку в горчице и балычка с перчиком.

      Я осмотрелся. В одном углу за столиком сидела с кавалером известная всему Петербургу Динка-Танцуй, в другом Манька-Кавардак, в третьем два именитых столичных шулера, битых в свое время так, что выдубленная кожа на их лицах сделалась нежной и гладкой, как атлас.

      – Вот это, по-твоему, хорошее русское общество?! – ахнул я.

      – Да не это, чудак. Ты на слуг обрати внимание.

      Прехорошенькая дама в кокетливом передничке подошла к нам с карточкой.

      – Честь имею приветствовать вас, графиня, – изысканно расшаркался приятель. – Позвольте, графиня, представить вам моего друга писателя Простодушного.

      – Ну как же, знаю, – милостиво сказала графиня, протягивая очаровательную ручку. – Когда мой муж был товарищем министра, мы часто в сумерки читали вас вслух. Бывало, заеду к Вольфу…

      – Катя, – подошла к графине другая дама с крайне озабоченным видом. – Тебя к седьмому номеру просят. Неси им шницель.

      – Поспеют с козами на торг! Потом я вас часто видела в Мариинском