Моя веселая Англия (сборник). Марианна Гончарова

концов света – мамины и папины друзья, ученики, бывшие однокурсники, родственники. И всегда привозили в подарок книги и журналы, на русском и обязательно на английском. У нас дома, в отличие от серьезной жизни за окном, много разговаривали и смеялись. Мы с сестрой прижимались к стенам и становились прозрачными и невидимыми, когда у взрослых за столом заходил какой-то разговор. Но мама была бдительна, гнала нас к себе, и только из своей комнаты мы иногда слышали смех и необычную, часто заграничную музыку.

      У нас, конечно, были какие-то запреты, но не очень строгие. Например, дома можно было померить шелковый нашейный платок с фотографиями четырех длинноволосых парней, послушать пластинку с их песнями. Но одолжить пластинки друзьям на время или, не дай бог, надеть платок с парнями, чтобы выйти на улицу, – нельзя. Можно было читать абсолютно все, до чего долезешь в книжном шкафу, но нельзя лежа и ночью.

      Английский язык становился все более популярным в нашей школе. Мама же была загадкой для всех. Старшеклассники часто подходили ко мне и спрашивали:

      – Это ты дочка англичанки? А сколько ей лет?

      И на протяжении лет пяти или шести я отвечала:

      – Двадцать девять.

      Однажды десятиклассник Йося Фелик долго кружил у двери нашего класса, потом заглянул и, подзывая корявым указательным пальцем, мотнул мне лохматой головой:

      – Эй, маля, ты, ты! Выдь в колидор! Шо-то спрошу. Слышь, это твоя мать энглиш у нас ведет, твоя? Ух тыыыы… Па-вез-лооо тебе. А она англичанка, не? А ты была в англичании?

      Благодаря маминому авторитету и популярности предмета, который она преподавала, меня частенько пропускали через «заборную команду», как назвал папа дежурных у входной двери в школу.

      Если вдруг ты опаздывал, приходил или со звонком, или после звонка, тебя выхватывала дежурная команда и волокла на общешкольную линейку. И там тебя страшно, изощренно унижали, выставив в центре как недостойный пример поведения. Некоторые переносили это спокойно, даже специально опаздывали, чтобы побыть в центре внимания, чтобы покривляться и чтобы вся школа смеялась, а завуч по воспитательной работе и пионервожатая от ярости краснели и орали в два голоса. А мне как-то было не по себе, что вот я такая маленькая, любимая дедушкина внучка, мамина и папина гордость – иногда, когда послушная, – буду стоять на виду у всех и все будут шептаться, что я дочка англичанки. И моей маме будет стыдно.

      К двенадцати годам моя популярность в школе стала просто зашкаливать и даже затмила мамину. Дома как упражнение по аудированию я слушала «Битлз» и по маминому заданию должна была записывать слова. Мои упражнения не остались домашним секретом. Я сказала подружке, подружка – другой подружке, та – брату, брат – друзьям. Меня уважительно отводили в сторону в школьном дворе, когда мы с девочками играли на перемене в классики, солидные толстые и лохматые по тогдашней моде музыканты ждали меня с уроков у школьных ворот, меня отлавливали в городе, догоняли на мотоцикле:

      – Это вы умеете