Дьявольское семя. Дин Кунц

того чтобы постараться выбросить из памяти давний кошмар, Сьюзен повернулась к нему лицом и победила, обретя спасение и свободу.

      И это изменило ее.

      Раскрепостившись, Сьюзен обнаружила в глубинах своей опаленной, обугленной души что-то незнакомое, неукротимое, дикое, и ей захотелось это исследовать. Погрузившись в себя, Сьюзен обнаружила там душу и дух ребенка, которым она никогда не была, но могла бы быть, – душу, которую она считала безвозвратно потерянной, растоптанной, погибшей еще три десятилетия назад. Ее ночные скитания по дому, равно как и ее нагота, были совершенно целомудренными и невинными, как шалость маленькой девочки, которая нарушает установленные правила просто так, ради собственного удовольствия, а не из выгоды и не назло строгим воспитателям. Должно быть, таким способом Сьюзен пыталась вызвать из небытия эту примитивную, детскую, давно погибшую душу, чтобы, слившись с нею в одно, снова стать целым человеком.

      По мере того как Сьюзен переходила из комнаты в комнату, свет в доме зажигался и гас по ее требованию, но всегда он был приглушенным, достаточным лишь для того, чтобы ни на что не налететь в темноте.

      В кухне Сьюзен достала из холодильника сандвич со сладким яичным кремом и с наслаждением съела его, наклонясь над раковиной, чтобы потом все крошки можно было смыть в отверстие водослива, скрыв таким образом все следы своего преступления.

      Сьюзен вела себя так, словно в спальне наверху действительно спали родители, а она похитила и съела это пирожное вопреки их запрету.

      Какой же юной она казалась в эти мгновения! Какой юной и очаровательной!

      И какой беззащитной…

      Проходя по дому, как по лабиринту темных пещер, Сьюзен то и дело натыкалась на зеркала. Иногда она отворачивалась от них, стесняясь своей наготы, а иногда, наоборот – привставала на цыпочки, закидывала руки за голову и приподнимала пышные золотистые волосы, пародируя профессиональные движения кинозвезд и фотомоделей.

      Это было так наивно, так по-детски непосредственно и мило.

      Наконец она оказалась в просторной, слабо освещенной прихожей, и, не обращая внимания на прохладу выложенного восьмигранными мраморными плитками пола, холодившего ее босые ступни, остановилась перед высоким, в рост человека, зеркалом. Оно было заключено в позолоченную резную раму, и, глядя на свое отражение в толстом венецианском стекле, Сьюзен подумала, что оно больше похоже не на зеркало, а на портрет – на ее собственный портрет, написанный кем-то из старых мастеров.

      Внимательно и с интересом рассматривая свое обнаженное тело, она невольно удивилась тому, как все пережитое не оставило на нем никаких следов. На протяжении многих лет Сьюзен была совершенно уверена, что каждый, кто только взглянет на нее, сразу заметит на коже страшные шрамы пережитой боли, выжженные слезами бороздки на щеках, печать стыда на челе и пепел вины в серо-голубых глазах. Но, по крайней мере внешне, она выглядела совершенно целой и невредимой.

      За последний год Сьюзен окончательно поняла,