Секретный агент S-25, или Обреченная любовь. Валентин Лавров

высокого роста, несколько сутулый, рыжеватый господин лет пятидесяти. На господине был дорогой костюм, и он внимательно рассматривал уклончивыми зелеными глазами обильную трапезу.

      Соколов широко улыбнулся, пошел навстречу:

      – Какой приятный сюрприз! Сам «властитель дум» Алексей Максимович…

      Глухо откашлявшись, Горький проокал:

      – Понимаете, под вашими дверями ресторанные официанты дежурят. От них узнаю: ожидают распоряжений графа Соколова. А я остановился в соседнем номере. Соображаю: надо посетить старого знакомца. Ну, граф, здравствуйте! – И он большими, мягкими руками долго жал кисть Соколова. – Позвольте вас облобызать. Ведь вы, граф, чудное явление русской жизни, полная противоположность ее сытой глупости. А с вами, граф, поди, уже с год не виделись?

      – Почти два.

      Горький покачал головой.

      – Вот оно, время стремительное, словно песок золотой промеж пальцев утекающий! – Вздохнул. – Однако это не время, это сама жизнь бежит – на следующий год мне уже пятьдесят, подумать страшно. Да, припоминаю: во время последней встречи мы стали свидетелями безобразий Григория Распутина. – Горький уставился на Веру Аркадьевну. – Понимаете, он в московском «Яре» устроил похороны русалки: голую девушку в гроб положил и шампанским поливал. Это придумать надо! Очень весело гулял старец, конец свой предчувствовал. Простите, сударыня, мои фривольные воспоминания. Позвольте, сударыня, поцеловать вашу руку. Доложу вам, у графа очень хороший вкус… Он хоть и сыщик, но в женской красоте толк понимает! Впрочем, припоминаю, мы уже встречались, ваше красивое лицо мне знакомо.

      Вера Аркадьевна, нисколько не тушуясь двусмысленностью положения, просто сказала:

      – Я с вами, Алексей Максимович, встречалась в начале июля четырнадцатого года в Царском Селе. Тогда был большой прием французского президента Пуанкаре…

      Горький, как крыльями, взмахнул руками:

      – Конечно, конечно! Это когда пришвартовалась французская эскадра, отлично помню.

      – Вы в тот день долго беседовали с моим мужем фон Лауницем…

      Соколов деликатно прервал воспоминания:

      – Алексей Максимович, сделайте одолжение, поужинайте с нами!

      Горький втянул воздух большими ноздрями утиного носа, поплевал на пальцы, погладил рыжие усы.

      – Согласен, если, конечно, не помешаю. – Тряхнул волосами, прядями упавшими на лицо. – Понимаете, стол ваш – творение рук талантливых, очень заманчив, как, скажем, красота женская. – Огляделся. – И в номере очень уютно, вполне по-домашнему. Но, право, я вам не помешал? Спасибо, спасибо… А в ресторанный зал мне лучше не выходить: бросают есть и зенки уставляют на меня, будто я чудище озорно и стозевно. Противно, право, от ненужного и праздного внимания к моей персоне.

      Меткий стрелок

      Горький, верный привычке, пил дорогие красные вина из Франции, угощал Веру Аркадьевну, поднимал бокал.

      – Природа столь хитро создала женщин, что нет возможности не попасть в их плен – сладкий, дурманящий.