Московская стена. Петр Власов

ли… Из-за контузии обычно сильно повышается раздражительность.

      – Каков диагноз целиком?

      – Помимо контузии только пара гематом. Ну и отходняк после сильного обезболивающего.

      Голдстон навострил уши.

      – Очень сильное? Как наркотик?

      – Да. А что?

      – У меня было что-то похожее на галлюцинации. Я, кажется, видел вас – но… очень странно.

      Врач с готовностью закивал головой, словно как раз это и собирался обсудить.

      – Придется понаблюдать вас здесь недельку-другую.

      – Понаблюдать?

      Слово прозвучало неприятно, будто речь шла о подопытном животном.

      – Да. Видите ли… – на лбу у врача сошлась скорбная вертикальная складка. – Мы сделали энцефалограмму мозга, и она выглядит… довольно необычно. Есть подозрение, что участки коры пострадали от декомпрессии. Галлюцинации могут быть следствием. Знаете, в беспамятстве вы вели себя крайне нестабильно. Все время хотели убежать из города…

      Голдстон быстро отвел взгляд. Спросил, прикрывая панику глупым смешком:

      – Что, есть правила, как вести себя в беспамятстве?

      Складка снова разделила лоб врача. Вот-вот скажет свое снисходительное «видите ли».

      – Видите ли…

      – Можно без «видите ли»?!

      Рыжебородый покосился на дверь. Кажется, уже обдумывал пути отступления. Голдстон, испугавшись, что сейчас его окончательно запишут в психи, торопливо вставил:

      – Сами говорили – у меня раздражительность от контузии.

      Врач кивнул головой. Извинения принимаются.

      – Штабс-капитан, я просто не имею права выпустить отсюда человека с подозрением на психические отклонения. У нас тут очень специфическая обстановка. Даже нормальные люди легко сходят с рельсов… Хотите открою небольшую служебную тайну? Никогда не слышали про синдром Стены?

      Голдстон сглотнул сухим дерюжьим горлом.

      – Нет. В чем симптомы?

      – Навязчивое желание вырваться за Стену. Куда угодно, хоть к партизанам. Стена, которая вроде бы защищает, воспринимается как угроза. Только зафиксированных случаев почти тысяча за два года. Каждый сотый из проходивших здесь службу. Треть заболевших сошли с ума. Согласитесь, рискованно выпускать вас в город, не разобравшись до конца.

      Голдстон завис на пару секунд, потом неуверенно спросил:

      – И что же говорит наука?

      – Да все банально. Разновидность клаустрофобии. Один мой коллега даже занялся исследованием средневековых летописей. Хотел проверить, не случалось ли подобного, когда люди долгое время – месяцы, а то и годы – жили в осажденной крепости. Подробно, к примеру, исследовал осаду католиками протестантской Ла-Рошели в начале семнадцатого столетия…

      Рассказ о неимоверных страданиях гугенотов, которые от голода ели собак, кошек и друг друга, дал время сосредоточиться. Голдстон понял, каким был идиотом. Когда врач наконец закончил, он выложил козырь, все это время лежавший у него под рукой:

      – Давайте начистоту. Совсем