Когда наступит прошлый год. Филип Киндред Дик

сделал бы. Это должен быть договор между нами двоими. Вы меня попросите, я исполню просьбу, и на этом все закончится. Это было бы исключительно наше дело.

      – Да, – кивнул Моль, и на его лице отобразилось облегчение.

      Он слегка расслабился, обрел минутное спокойствие.

      – Теперь я понимаю, почему Вирджил вас рекомендовал.

      – Однажды я хотел сделать это с собой, – признался Эрик. – Совсем недавно.

      Моль резко обернулся и уставился на доктора столь пронзительным взглядом, что тот будто прошил его насквозь, вонзился в самые глубины души.

      – В самом деле? – спросил Джино.

      – Да, – кивнул врач.

      «Потому-то я и могу тебя понять, поставить себя на твое место, даже не зная точных причин», – подумал он.

      – Но я хочу знать причины, – сказал Моль.

      Его слова настолько напомнили Свитсенту телепатическое чтение мыслей, что он остолбенел, не в силах отвести взгляд от проницательных глаз собеседника. Внезапно он понял, что Генсек вовсе не обладал никакими парапсихологическими способностями. Дело было совсем в другом.

      Моль протянул руку, Эрик машинально ее пожал и почувствовал, что не может освободиться. Джино не отпускал его ладонь, сжимал ее так, что боль пронизывала до самого плеча. Молинари пытался лучше к нему приглядеться, понять все, что только удастся, как еще недавно Филлис Эккерман. Но он не придумывал никаких гладких, простых теорий. Ему нужна была правда, причем высказанная самим Эриком Свитсентом.

      Эрик вынужден был рассказать Молю, что случилось. У него просто не оставалось другого выхода.

      Речь в данном случае шла, в общем-то, о мелочи. Если бы доктор кому-нибудь об этом рассказал – а он никогда не был настолько глуп, чтобы излагать эту историю хоть кому-то, – его совершенно справедливо сочли бы идиотом. Или, что еще хуже, душевнобольным.

      – Речь идет об одном случае с…

      – Вашей женой, – закончил Моль, не отводя взгляда от Эрика и не отпуская его руку.

      – Да, – кивнул медик. – И с моими видеозаписями превосходного комика середины двадцатого века Джонатана Винтерса.

      Именно эта коллекция послужила поводом для того, чтобы впервые пригласить к себе Кэти Лингром, которая выразила желание зайти к нему домой и посмотреть несколько сцен.

      – Из самого факта наличия у вас этих записей она сделала некие психологические выводы, – сказал Моль. – Нечто значительное о вашей личности.

      – Да, – снова мрачно кивнул Эрик.

      Кэти, свернувшись клубочком, провела вечер в его гостиной, длинноногая и гладкая, как кошка, с обнаженными грудями, покрашенными модным тогда зеленым лаком.

      Она не сводила взгляда с экрана, конечно, смеялась – разве можно было удержаться? – а потом задумчиво проговорила:

      «Знаешь, этот Винтерс обладал великим талантом играть свои роли. Входя в образ, он почти полностью в него погружался. Будто в самом деле верил, что становится кем-то другим».

      «Это плохо?» – спросил Эрик.

      «Нет.