Дорога войны. Валерий Большаков

за Тизией, мы поедем до Апула, до Бендисдавы.

      – До Апула? Тогда я найду тебя!

      – Если найдешь, – дразняще улыбнулась девушка, – я поверю, что твое желание не слабее твоих рук.

      Она протянула ладонь и положила ее Лобанову на грудь.

      – Твое сердце бьется часто! – сказала она довольно. – Послушай мое.

      Роксолан дотронулся до теплой кожи под девичьей сорочкой, сдвинул ладонь, приподнимая тяжелую грудь, и уловил взволнованный перестук. Убедившись, что заразила Сергия сердечной хворью, Тзана отняла руку и передала ему поводья:

      – Конь твой!

      Глава шестая,

      в которой выясняется, что грузят на того, кто везет

      Префект претории Марций Турбон пробудился до свету. Потянувшись, он сел и задумчиво почесал живот. «Кровать надо новую…» – притекла к нему неспешная мысль. Префект похлопал по изножью, отделанному бронзой, с гирляндой из листьев, выложенных серебром, и красномедных ягод. Покачав изголовье с серебряными накладками, вычерненными рисунком – сатиры и менады вьются меж деревьев, он услышал скрип. Да, сдает дерево. Ложе досталось префекту от отца – добротная «павлинья» кровать. Так ее называли из-за волнистого расположения пятен на дощечках ретийского клена, коими кровать была оклеена.

      Вздохнув, Марций Турбон сунул ноги в домашние шлепанцы-сокки и встал. Раб-кубикулярий[46] уже приготовил для хозяина большой посеребренный таз с затейливой чеканкой, полный чистой холодной воды. Префект с удовольствием омыл лицо. Раб, престарелый Фульвий, уже был рядом и протягивал полотенце.

      Марций прополоскал рот, вытерся и приказал:

      – Фанния ко мне.

      Кубикулярий поклонился и вышел. Почти тут же в дверях нарисовался Фанний Цепион, цирюльник и пройдоха. Грешков за этим кудрявым молодчиком водилось немало, но префект пока прощал ему – уж больно хорошо Фанний управлялся с бритвой.

      Марций уселся на табурет и сложил руки на коленях.

      – Ну что ты на меня уставился, как коза на горох? – добродушно проворчал он. – Приступай!

      Раб поклонился, достал острую бритву, наточенную до зеркального блеска, и горшочки со снадобьями.

      – Хозяин хорошо выглядит, – прожурчал Фанний, смешивая жир с золою и пахучим порошком.

      – Да что ты говоришь… – усмехнулся префект.

      – Истинную правду!

      – Брей, давай, правдолюбец!

      Фанний, подержав на подбородке и щеках хозяина мокрую горячую ткань, нанес мазь, а после нежно, трепетно провел бритвой.

      – Говорят, наш принцепс меняет власти Рима, – болтал цирюльник. – Раньше над районами прокураторы стояли, а нынче кураторы поставлены, все из императорских отпущенников. Это правда?

      Фанний отнял бритву, чтобы услышать ответ, и префект претории буркнул:

      – Правда.

      – А самым главным будет городской префект.

      – Фанний, скажи, зачем тебе это надо знать?

      – Как же! Городской префект тоже из отпущенников. Вот, дадите мне вольную – и пойду я в магистраты.[47]

      Марций

46

От слова «кубикула», как называли спальню.

47

Магистрат – чиновник.