Дама моего сердца. Ханна Хауэлл

Эвери мрачное удовлетворение.

      С ненавистью взглянув на тяжелый наручник, обвившийся вокруг тонкого запястья, она снова попыталась высвободить руку и снова поморщилась от боли: зазубренные края наручника лишь поцарапали кожу. Цепь, которой Эвери приковали к прикроватному столбику, не доходила даже до изножья кровати. Так что никуда отойти она не могла. Эвери мстительно улыбнулась. Эта чертова цепь достаточной длины, чтобы удушить ею черноглазого негодяя. Когда ее мучитель вошел в комнату, Эвери машинально погладила тяжелую цепь, представляя, как она обвивается вокруг его горла и как лицо его приобретает синюшный оттенок. В другое время такая кровожадность вызвала бы в ней омерзение, но сейчас она была настолько взбешена, что просто об этом не думала.

      – Где Джиллиана? – спросила она, не увидев рядом с Камероном ни кузину, ни Дональда.

      – Я оставил ее с женщинами, – отмахнулся Камерон и, стащив рубашку, направился к столу, где стоял большой кувшин с водой.

      – С какими женщинами?

      – Которые путешествуют вместе с мужчинами.

      – С проститутками? Ты оставил девочку с лагерными проститутками?!

      – Никакие они не проститутки. Две из них – жены моих солдат, а еще две скоро ими станут.

      – Я требую, чтобы Джиллиана была со мной!

      – Боюсь, я не смогу выполнить это требование, – с плохо скрываемым злорадством отозвался он.

      Эвери смотрела, как он умывается, и ее обуревало желание подкрасться к нему сзади и хорошенько пнуть ногой. Увы, для этого цепь была слишком коротка. Еще никогда в жизни ей так сильно не хотелось кого-нибудь ударить. Прямо руки чесались.

      – Она будет беспокоиться за меня, – проговорила Эвери, но Камерон одарил ее таким взглядом, что она поняла: бесполезно взывать к его доброте и сочувствию.

      – Женщины о ней позаботятся. Они рады-радешеньки, что заполучили в свои руки ребенка.

      Покончив с умыванием, Камерон уселся на край кровати и, покосившись на Эвери, начал стаскивать башмаки. Похоже, эта девица прямо клокочет от ярости. Золотистые глаза гневно сверкают, длинные пальцы сжаты в кулаки с такой силой, что костяшки побелели. Будь у нее под рукой кинжал, она не задумываясь перерезала бы ему горло.

      Задув свечи, Камерон улегся на огромную кровать. Закинув руки за голову, он снова взглянул на Эвери: она по-прежнему стояла. Свечи освещали кровать, и в их зыбком свете взъерошенная, дрожащая от гнева девица была видна как на ладони.

      – Ложись в постель, – приказал он, с трудом сдерживая улыбку.

      – Сюда? Рядом с тобой? – Она гордо вскинула голову. – И не подумаю.

      – Прекрасно. – Камерон закрыл глаза. – Можешь стоять так всю ночь и хоть до утра сверлить меня взглядом. Мне наплевать.

      Услышав эти слова, Эвери едва не взвыла от ярости. Будь цепь чуточку длиннее, можно было бы сложить ее вдвое и хорошенько отстегать негодяя. На секунду представив себе эту упоительную картину, Эвери сокрушенно вздохнула. Даже если бы цепь и была длиннее, вряд ли Камерон стал бы терпеливо сносить побои.

      Но