Последний магнат. Фрэнсис Скотт Фицджеральд

шершавый с утра подбородок.

      – У Шварца нервы сдали безнадежно, – сказал он. – Тут ничего нельзя сделать – абсолютно ничего. Жаль, что я вчера резко с ним обошелся, но не люблю, когда проситель уверяет, что это ради моего же блага.

      – Возможно, так оно и есть, – возразил Уайли.

      – Прием это негодный.

      – А я бы на него попался, – сказал Уайли. – Я тщеславен, как женщина. Притворись лишь кто-нибудь, что мое благо ему дорого, – и я тут же уши развешу. Люблю, когда дают советы.

      Стар покачал головой, морщась. Уайли продолжал его поддразнивать – он был из тех немногих, кому это позволялось.

      – Но и Стар клюет на определенный сорт лести, – сказал Уайли. – На «Наполеончика».

      – Меня от лести мутит, – сказал Стар. – Но еще сильнее мутит, когда пекутся «о моем же благе».

      – Но если не любишь советов, зачем тогда платишь мне?

      – Тут вопрос купли-продажи, – сказал Стар. – Я делец. Покупаю продукцию твоего мозга.

      – Ты не делец, – сказал Уайли. – Я их знавал, когда работал в рекламном отделе, и я согласен с Чарльзом Фрэнсисом Адамсом.

      – В чем именно?

      – Он знал их досконально – Гулда, Вандербилта, Карнеги, Астора – и говорил, что ни с единым дельцом его не тянет встретиться в грядущей жизни. А со времен Адамса они не стали лучше, и потому я утверждаю – ты не делец.

      – Брюзга был Адамс, надо думать, – сказал Стар. – Не прочь бы и сам стать воротилой, но не было у него деловой сметки или же силы характера.

      – Зато был интеллект, – резковато сказал Уайли.

      – Интеллект здесь – еще не все. Вы – сценаристы и актеры – выдыхаетесь, сумбурите, и приходится кому-то вмешаться и выправить вас. – Он пожал плечами. – Вас слишком задевает все, вы кидаетесь в ненависть и обожание: люди в ваших глазах всегда так значимы, особенно вы сами. Вы прямо напрашиваетесь на то, чтобы вами помыкали. Я люблю людей и хочу, чтобы меня любили, но я не раскрываюсь, не выворачиваю душу наизнанку… Что я сказал Шварцу там в аэропорту? – спросил он, меняя тему. – Не помнишь в точности?

      – Вот точные слова: «Чего бы вы от меня ни добивались, ответ будет один – нет».

      Стар молчал.

      – Он совсем было сник после этого, – продолжал Уайли, – но я его вышутил, пошпынял, расшевелил немного. Мы прокатились в такси с дочкой Пата Брейди.

      Стар вызвал звонком стюардессу.

      – Пилот не будет против, – спросил он, – если я посижу с ним у штурвала?

      – Правила не разрешают, мистер Смит.

      – Попросите его, пусть на минуту зайдет сюда, когда освободится.

      Стар просидел рядом с пилотом всю вторую половину дня. Одолев нескончаемую пустыню, самолет плавно шел над плоскогорьями, окрашенными многоцветно, – так мы, бывало, в детстве расцвечивали белый песок. Ближе к вечеру под нашими пропеллерами скользнули знакомые пики гор Фрозен-Со – мы приближались к дому.

      Я дремала, а в промежутках думала о том, что хочу за Стара замуж, хочу влюбить его в себя. Ох, воображала желторотая! Ну что б я могла ему дать? Но об этом я тогда