Ангел Спартака. Андрей Валентинов

мешает город – нет города, мешает народ… Передай своим на Капитолии, что скоро у Италии будет новый Сулла. Наш! И знаешь, чье имя он впишет в проскрипционные списки в числе первых? Угадай, Папия Муцила, внучка консула?

      Я не обиделась – привыкла. Ганник не верил никому, даже Спартаку.

* * *

      – Знаешь, Папия, я стихотворение с греческого перевел. Эпиграмму. Прочитать?

      Потолок в копоти, четыре ложа у стен, кислятина в чаше. И Фламиний Не Тот по соседству. Он лежит, я сижу. Каждый вечер как-то получалось, что единственное свободное место оказывалось именно рядом с ним.

      …Но уж точно не по моей вине! Хотя на ямочки его смотреть было приятно.

      Ко всему парень оказался поэтом. Когда он об этом не без гордости сообщил (во второй вечер, кажется), я и ухом не повела. Хвастает, решила, тропинку к соседке по столу ищет. А вот поди же ты!

      Тропинку, конечно же, ищет. Скучно, видать, римлянину в Капуе. И в тоге вечером на улицу не выйдешь.

      – Читай, если хочешь.

      Не то что я стихов совсем не слыхала или, скажем, не любила. Не в них дело – в парне этом, Гае Фламинии. Я уже поняла – не донесет, но…

      – Это Филодем из Гадары. Молодой, меня даже младше, а его стихи уже повсюду знают. Он с моим другом Марком Туллием переписывается.

      Кашлянул нерешительно.

      – Здравствуй, красавица. – Здравствуй. – Как имя? —

         Свое назови мне.

      – Слишком скора. – Как и ты. – Есть у тебя кто-нибудь?

      – Любящий есть постоянно. – Поужинать хочешь со мною?

      – Если желаешь. – Прошу. Много ли надо тебе?

      – Платы вперед не беру. – Это ново. – Потом, после ночи,

      Сам заплати, как найдешь… – Честно с твоей стороны.

      Где ты живешь? Я пришлю. – Объясню. – Но когда же

         придешь ты?

      – Как ты назначишь. – Сейчас. – Ну хорошо. Проводи!

      Дослушала, кивнула, постаравшись лицом не дрогнуть. Стишки с греческого, значит, переводим?

      – Эта эпиграмма, – вновь кашлянул он, – интересна диалогом, длина слов в греческом и нашем разная, а требуется, чтобы при переводе количество и слов, и слогов было тождественно. Необходимо также соблюсти размер. Понимаешь, Папия?

      Понимаю, конечно. Видела я сегодня диалог на площади. На тему «кто дальше».

      – Угу!

      Привязалось ко мне это «угу!». Да и понятно стало: не в ямочках его дело – во мне. Со всеми окаменеть могу, щитом прикрыться, а с этим сдержаться никак не выходит – так и тянет правду сказать.

      Вот и сейчас не сдержусь!

      – Намек поняла, Гай Фламиний Не Тот. Отвечаю. Как меня зовут, знаешь, где сейчас живу – тоже. Ужинаю не с тобой, а поблизости. С тобой – никакой охоты…

      – Я ничего не имел в виду, это же стихи! – неуверенно начал он, но я не слушала.

      – Плату вперед брать приходилось, иногда несколько ассов всего. Когда есть было совсем нечего, голод от губ не отставал. И без платы тоже – силой брали, такое чаще бывало. Первый раз в семь лет, на глазах у матери и сестры. Любил наш хозяин такое! Почему я после всего