Россия. Погружение в бездну. Игорь Фроянов

ли все это, не мимикрия, продиктованная сиюминутными интересами сохранения власти?»[248].

      Похоже все-таки на то, что «рулады» Горбачева насчет социализма – это именно фарисейство и мимикрия, но не ради «сиюминутных интересов сохранения власти», а ради решения сверхзадачи, связанной с изменением социального и политического строя в СССР. Проводимая Горбачевым политика являлась по сути постепенной передачей государственной власти в руки демократов, которые получили ее, можно сказать, почти что даром. Собственную же власть Горбачев, насколько известно, сдал без боя, убедившись в том, что все содеянное им уже необратимо. Он сошел с дистанции, передав эстафету в другие руки.

      А. А. Собчак полагает, будто Горбачев в условиях демократизации общества «сам вынужден был постоянно менять свои взгляды и совершать в себе идеологический поворот к общечеловеческим ценностям, к признанию прав человека и идеи правового государства, к отказу от марксистско-ленинских догм и фразеологии…»[249] Аналогичным образом рассуждает Б. Ф. Славин, наблюдавший, как менялись политические взгляды и идейные установки Горбачева, «начиная от умеренно коммунистических до либерально-социалистических». Славина «волновал вопрос», как скоро генсек «откажется от социализма, ибо его эволюция взглядов шла вслед за изменением действительности, в которой к началу 90-х годов начинались процессы, явно говорящие о том, что социализму, даже с горбачевским лицом, скоро придет конец»[250].

      На наш взгляд, Горбачев не менял свои взгляды, а лишь открывал их постепенно перед обществом, причем по мере того, как разрушалась прежняя политическая система и ослабевала, следовательно, угроза его смещения, а значит, и прекращения «перестройки». Он таился до поры до времени, «яко тать полунощный». А. А. Собчак относится к этому с полным пониманием и сочувствием. Он пишет: «Представим себе на минуту, что, придя к власти в 1985 году, Горбачев стал бы говорить об общечеловеческих ценностях (т. е. либерально-демократических ценностях западного мира, всегда отвергавшихся коммунистической идеологией как буржуазные) или об отказе от идеи мировой социалистической революции и даже о принятии теории конвергенции двух систем как фундаменте общего развития цивилизации, т. е. все то, о чем он стал говорить в 1990 и 1991 годах. Его судьба была бы решена без промедления»[251].

      Итак, Горбачев сбрасывал с себя идейный камуфляж по ходу усиления «перестроечных» процессов, становясь тем, кем был в действительности, – противником системы, которая вскормила его и подняла на высшую ступень власти.

      Двойственную причину идейной эволюции Горбачева обнаруживает Д. Боффа. «Мысль Горбачева, – пишет он, – постоянно претерпевала изменения. Рассматривая нарастающий поток его инициатив, часто задаются вопросом, шла ли речь о подлинной эволюции его мышления или же о тактических приемах человека, который, зная, сколько препятствий ему предстоит

248

С о б ч а к А. А. Жила-была коммунистическая партия. СПб., 1995. С. 190–192.

249

Там же. С. 191.

250

С л а в и н Б. После социализма… Метаморфозы российской политики конца ХХ века. М., 1997. С. 473 – Если согласиться с Б. Ф. Славиным, то придется признать, что Горбачев был пассивен и шел понуро за событиями вслед, не влияя на их развитие. Но это не так, поскольку политика, которую он проводил, как раз и вела к «изменению действительности», где социализму оставалось все меньше и меньше места. Для большей убедительности Славин напоминает, что «либеральные идеи в России утвердились не сразу. Даже лидеры Межрегиональной группы реформаторов в Верховном Совете СССР, включая Ельцина, Попова, Афанасьева и других, на первых порах говорили о реформировании социализма, а не о его отрицании. Но вот уже где-то к концу 89-го была осуждена прежняя историческая парадигма развития и все заговорили о преимуществах либерально-капиталистического развития. Поначалу робкие голоса о преимуществах частной собственности и капитализма вскоре сменились требованиями вхождения в мировую цивилизацию, в утверждении у нас капитализма» (там же, с. 474). Мы не верим в идейное прозрение «реформаторов», особенно в «прозрение» лидеров Межрегиональной депутатской группы, далеко не безгрешной, по словам Б. И. Олейника, артели, образовавшейся не стихийно и отнюдь не в одночасье. То был не «просто кружок случайных людей, а ядро будущей партии», объединение «со всеми признаками корпоративного ордена», в котором, судя по персональному составу, было немало «агентов влияния» (О л е й н и к Б. Ф. Князь тьмы. Два года в Кремле. М., 1992. С. 16–17). Эти люди скрывали свои убеждения до определенного времени, а потом, когда им уже ничто не угрожало, стали играть открыто. К сожалению, Славин этого не понимает или делает вид, что не понимает.

251

С о б ч а к А. А. Жила-была коммунистическая партия. С. 184.