Огненная земля. Аркадий Первенцев

отдохнуть и полечиться. Мостовые были разворочены, и над дворами, заросшими буйным молодняком, светлели протоптанные по обнаженной земле тропки. За городом пришлось сбавить скорость. Завыли и заскрежетали передачи на ухабистом подъеме. Справа шумело невидимое море.

      – Тузина сняли, – сказал Батраков, посматривая на Букреева глубоко запавшими глазами, – сняли и назначили вас. А на штаб поставили Баштового; он был начальником штаба у Куникова. Потому и пришлось так срочно вызывать. Дел уйма, Букреев.

      – За что же сняли Тузина?

      – За дело сняли. Не тем человеком оказался Тузин. Я могу вам коротко рассказать. Еще когда мы прибыли сюда, в Геленджик, Тузин сразу же схватился за живот, потому что Шагаев, который встречал нас, напугал его.

      – Чем напугал?

      – Сказал, что скоро в десант. Тут Тузин сразу изменился. «Знаешь начинает, мол, что-то лома-а-ть меня, живо-от болит». Я ему говорю: «Подожди болеть, надо людей выгружать, устраивать их, кормить». Ушел, и мне пришлось все самому. Дальше такая же история. Вижу, надо работать с батальоном, а командира фактически нет. А тут стали забирать от нас людей на таманскую операцию, вливать новых, переменили почти весь офицерский состав. Принялся Тузин куролесить, переругался с новым народом. Пришлось докладывать Мещерякову. Тот проверил, доложил члену Военного совета. Он сам приезжал вместе с Мещеряковым в батальон. Тузина, значит, того… Вот вас и вызвали. Потому что не сегодня завтра Тамань кончат защищать, подоспеет Крым.

      Машина остановилась возле двухэтажного здания, метрах в пятидесяти от края изрытого траншеями обрыва. Возле второго такого же здания, обращенного тоже фасадом к морю, собрались моряки. Слышались веселые выкрики и быстрый ритмичный топот. Кто-то под баян отбивал «чечетку». Часовой, моряк с автоматом, узнал Батракова и посвистал в боцманскую дудку, вызывая дежурного.

      – Сегодня кто дежурный по батальону? – спросил Батраков.

      – Старший лейтенант Цыбин, товарищ комиссар, – сказал часовой, называя Батракова по-старому комиссаром.

      – Командир роты автоматчиков Цыбин, – сказал Батраков. – Вы его еще не знаете. Под Новороссийском отличился. Сибиряк.

      Цыбин, высокий и стройный офицер, подошел уверенной походкой и представился.

      – Вот что, Цыбин, – сказал Батраков, – принимай новичков, а мы с комбатом поедем сразу к контр-адмиралу.

      – Есть, товарищ комиссар! А насчет душа и ужина?

      – Вернемся, тогда будет видно. Хотя приготовьте. Команду перемыть и накормить.

      – Есть перемыть и накормить команду, товарищ комиссар. К какой их роте? Можно у меня устроить?

      – Ты уже хочешь их себе прикарманить, Цыбин? Утро вечера мудренее. Завтра командир батальона решит.

      Цыбин направился к казарме. Моряки «тридцатки» сошли с машины и стояли кучкой, Манжула что-то им объяснял.

      От казарм со двора, в одиночку и группами, к «тридцатке» стали собираться моряки. Сюда же перекочевал баянист. Закурили. Замелькали красные точки зажженных папирос.

      – Ребята! –