Мастер иллюзий. Анна Гурова

повернулся к ней, и снисходительное выражение его лица мгновенно изменилось на начальственно-разгневанное.

      – Антонина, у меня к вам вопрос! Что делает на выпускном вечере не аттестованная ученица?

      И мне в лицо уперся толстый палец.

      Я почти ожидала, что Антонина вцепится Погодину в глотку. В ее свирепости есть по крайней мере одна хорошая сторона – своих учеников она никому в обиду не дает. Но вместо этого она испуганно заморгала и промолчала.

      – Довожу до вашего сведения – эта девица в Академии Художеств учиться не будет.

      И Погодин удалился, грозный и массивный, как ракетный крейсер. Я ошеломленно провожала его взглядом. Что он сказал?! На миг у меня закружилась голова. Зал сливался в одно сверкающее пятно, звуки отдалились и смешались…

      – Мои поздравления, – услышала я издалека голос Костика. – Геля, ты только не думай, я не нарочно…

      И рявканье Антонины:

      – Константин! Ну-ка, пошли со мной, побеседуем… Геля!

      – Что? – я как будто проснулась.

      – Не обращай на Михаила Петровича внимания, – понизив голос, сказала учительница. – Сейчас для тебя самое главное – практика. Если ты ее успешно пройдешь, вопрос с зачетом станет неважным.

      Но никакой уверенности в ее голосе я не ощутила.

      Глава 9. Отпечаток кровавой ладони и макаронное дерево

      Выпускной удался. Таково было мнение практически всех наших преподавателей и выпускников. Восторг и море воспоминаний на всю оставшуюся взрослую жизнь. А у меня всех впечатлений – два корявых танца, столы с объедками, безумный разговор с Костиком и прогноз Погодина относительно моей дальнейшей безрадостной судьбы.

      – Ну так что ж ты опоздала-то? – сочувствовала мне по телефону Маринка. – Кто же к концу приходит? Пропустила все самое интересное!

      Я мрачно врала, что у меня разболелся живот.

      – Поду-умаешь! Собралась бы с силами, наелась каких-нибудь таблеток, и пришла. Вот я бы – на костылях приползла! Выпускной-то раз в жизни бывает!

      От таких утешений хотелось выть и скрежетать зубами. Еще хотелось кого-нибудь убить. Например, папу. Или так не вовремя подвернувшегося мне Сашу Хольгера, который после того случая пропал с концами и даже не позвонил (это-то как раз неудивительно). В моей семье тема Саши была закрыта. Родители старательно обходили ее молчанием – наверно, решили продемонстрировать, что они меня простили, и какие они добрые и снисходительные.

      «Ты сама себя наказала», – только и сказала мне мама.

      В чем я провинилась? Почему папа выгнал Сашу? Внятных объяснений я так и не получила. Мама высказалась в том духе, что Саша приличным людям больше не компания, что он разбил материнское сердце, что он социально опасен, и общаться мне с ним ни в коем случае нельзя. Папа ко всему этому добавил, что Саша – пропащий человек, и что ему жаль его родителей (особой жалости я в его голосе не ощутила). И тоже ничего конкретного не сказал. Вообще родители вели себя так, словно я и сама должна все знать, а вслух об этом говорить неприлично.

      Озадаченная