Мастер иллюзий. Анна Гурова

с сомнением посмотрела на борщ…

      И вдруг суп встал дыбом. Над глубокой тарелкой вмиг воздвиглась сверкающая полусфера, похожая на знаменитый Оперный театр в Сиднее. Несколько слоев капусты выступали один над другим, составляя каркас. Капли бульона поблескивали как стразы на бордовом бархате, или, точнее, как капли росы в чашечках свекольных цветов.

      Люди за соседними столиками начали поглядывать на нас с интересом.

      – Потрясающе! Как это у тебя получается?

      – Не знаю. Это у меня от природы.

      – Научишь?

      Галушкина впервые взглянула мне в лицо настороженными темными глазами – было видно, что она по-настоящему удивилась.

      – Тебе правда хочется?

      – Ага.

      – Ну…Находишь подходящую основу – любую – и просто даешь ей расти. Одно из другого, другое из третьего. Главное, чтобы не было ни единого разрыва. Понимаешь, сверху красиво, а внутри – решетка…

      Я не очень понимала, но не перебивала ее, терпеливо наблюдая, как Галушкина мучается, подыскивая слова. Это довольно сложно – объяснить то, что для тебя естественно, как дыхание. Знаю по опыту.

      – Главное… м-м-м… чтобы решетка была очень прочной. Ты должна это чувствовать. Цветы – это просто маскировка. Шипы – это…м-м-м… предупреждение.

      – Ага. А как выбирать – цветы или шипы?

      – Зависит от настроения. И от ситуации. Ты попробуй, а я подскажу…

      Я перевела взгляд на стену, где на большой белой доске маркером было написано меню, и принялась его изучать, чтобы выбрать подходящее блюдо.

      – А из компота слабо? – крикнули из-за соседнего столика.

      Я оглянулась и увидела, что за нами наблюдает весь буфет.

      – Какой компот? – деловым тоном спросила Галушкина.

      – Вишневый.

      – Так, вишневый, – перебила я с энтузиазмом. – По вишням я специалист. Дайте-ка мне…

      Выхватив у Галушкиной стакан, я пристально посмотрела на плавающую в мутной водице коричневую вишенку, зажмурилась…

      Раздались одобрительные возгласы и аплодисменты. Я открыла глаза и увидела растущий из стакана живописный колючий кустик, усеянный белыми цветами.

      «Пойти Антонине показать, что ли? Скажу, что это моя сакура дала побег. То-то она обрадуется!» – невольно промелькнула шкодная мысль.

      – Ну как – правильно? – обратилась я к Галушкиной.

      – Не-а, совсем неправильно, – улыбаясь, сказала она. – Должен получиться кокон, а у тебя все торчит в разные стороны. Но все равно здорово.

      Улыбка у нее была совершенно детская – с ней Галушкина выглядела лет на тринадцать, и притом гораздо симпатичнее, чем обычно. Только я хотела ей об этом сказать, как раздался вопль буфетчицы:

      – Эт-та что еще за фокусы! Деревья ростить – это в классах, а у нас тут едят!

      Улыбка Галушкиной тут же потухла. Как будто она в один миг надела маску. Капустная сфера, булькнув, обрушилась обратно в тарелку.

      – Нечего баловаться. Идите-ка отсюда!

      – Смотрите,