Одни сутки войны (сборник). Виталий Мелентьев

он может сказать, что мы поступили неправильно, не поставив его в известность.

      – Но тем самым мы намеренно сузили круг…

      – Который, не забывайте, замкнулся на нас. – Полковник опять походил, сделал бутерброд и пробасил: – Да-а, дела-а… Горим, как говорится, ярким пламенем. Что будем делать?

      – Что горим – ясно. Что делать? Прежде всего думать.

4

      Автомобильные фары погасли. Слышались сдержанный говор солдат, негромкие команды, грохот сапог о борта машин, звон оружия. Потом вспыхнули тусклые подфарники, и почти сразу заскрежетали стартеры и фыркнули моторы. Машины медленно выстраивались в колонну. Вскоре они двинулись через непаханое поле.

      После того как шум колонны утих, слух обострился, и Матюхин услышал неизбежные в каждом лесу шорохи: может быть, прополз уж или проковылял ежик, может, землеройка вынырнула на поверхность. Но посторонних, человеческих звуков в дубраве уже не было. Матюхин сказал:

      – Пронесло.

      Сутоцкий промолчал. Он все еще стоял на ветвях дуба, прижавшись большим, плотным телом к стволу.

      Матюхин не то предложил, не то приказал:

      – Будем спускаться, – и, спрыгнув на землю, залег, огляделся.

      Сутоцкий прилег рядом, внятно произнес.

      – А все-таки ты – сволочь.

      Матюхин вздрогнул, быстро взглянул на товарища:

      – Выясним позже. Сейчас будем выполнять задачу. – Он помолчал и стал шепотом раздумывать вслух: – Мне не верится, что они не оставили засаду… Раз они встречали нас так торжественно и если они, забрав трупы, сразу уехали, даже не прочесав второй раз лес и округу, значит, они приблизительно знали, сколько нас. Видимо, нас где-то пересчитали. Правда, на двух можно ошибиться – все-таки сумерки… А вдруг кто-то из наших не убит, а только ранен? Тогда он может сказать, сколько нас было на самом деле.

      – Что ж они такие сволочи, как ты?..

      – Лейтенант приказал в бой не вступать…

      – Смотря в какой…

      – Сказал, выясним позже. Я, к твоему сведению, по опыту знаю, что раненным, да еще у немцев, да еще первый раз… можешь и заговорить, Не хочешь, а заговоришь. Особенно в отчаянии. Ведь каждый сейчас уверен, что погибли все. В этом они убедят. Покажут трупы и убедят. Затем, наверное, и брали трупы. Вот и скажешь, чтобы освободиться от пыток и приблизиться к смерти. Там, дорогой, смерть не несчастье, а избавление!.. Значит, не сейчас, так позже нас начнут искать. Да и народ они аккуратный – засаду наверняка оставили. Потому считаю: нам нужно двигаться влево, вдоль передовой, а уж потом, километров через пять, сворачивать на маршрут. Свернем, а там поглядим. Согласен?

      – Пошли…

      – Поначалу не пошли, а поползли.

      И они поползли от дуба к дубу, от куста к кусту. Уже занялась заря, запели птицы, а они все ползли и ползли. Горели колени, ладони, очень болела шея. Как ее ни поворачивай, а она все время в напряжении.

      Дубрава постепенно перешла в разнолесок. Все чаще стали попадаться заросли жимолости, орешника, волчьей ягоды и папоротника. Матюхин привстал,