Слишком много щупалец. Дмитрий Казаков

проспект» с этого самого проспекта ушли и оказались во дворе неведомо как уцелевшей во время строительного бума хрущевки.

      – Антон, если хочешь, пошли со мной, – предложил я. – Фоткать там не придется, так хотя бы умного человека послушаешь. Узнаешь, что именно нашел в геройски облеванных кустах.

      – Ну, я не знаю… – замялся Бартоломью.

      – Короче, Склифосовский! – рявкнул я. – Идешь или нет?

      – Ладно, пошли.

      Пообщавшись с домофоном, мы зашли в подъезд и поднялись на третий этаж. Егор Евграфович встретил нас в прихожей, жизнерадостный, улыбающийся, с торчащими вокруг лысины клоками седых волос.

      – Заходите, Александр! – воскликнул он, потискав мою руку. – И вы, молодой человек… Как вас зовут?

      – Антон, – отозвался несколько опешивший от такого напора Бартоломью.

      Наш худред привык сам заваливать людей потоками слов, а не выступать в качестве слушателя.

      – Антон? Отлично! – Доцент возликовал так, словно его познакомили с самим Владимиром Владимировичем. – И торт? О, просто чудесно! Заходите в комнату и рассказывайте все!

      Обиталище Егора Евграфовича очень сильно напоминало библиотеку. Книжные шкафы и стеллажи оккупировали бо́льшую часть площади, у окна громоздился письменный стол со старинной лампой в виде задравшего хобот слона. На столешнице с трудом можно было найти свободный участок, все занимали кипы бумаг и раскрытые фолианты.

      Для доцента его наука заменяла все, и поэтому неудивительно, что жил он один.

      – Сначала чай! – объявил Егор Евграфович и вместе с тортом умчался на кухню, оттуда донесся плеск и звон посуды.

      – А я думал, что такие ученые вымерли, – сказал Бартоломью с необычной для него робостью.

      – На наше счастье – нет, – ответил я и осторожно уселся на старый диван цвета тараканьих надкрылий.

      Купленный нами торт оказался приторным, и я с трудом впихнул в себя один-единственный кусок. Зато Егор Евграфович с видимым удовольствием умял два, после чего вопросительно на меня уставился.

      – Значит, так, – произнес я и принялся рассказывать.

      Сначала поведал о том, что видел сам, затем показал фотки на «лейке» Антона, а напоследок вытащил из кармана металлический диск с узорами. Когда он брякнулся на столешницу, светло-голубые глаза доцента округлились, и в них мелькнуло что-то, похожее на испуг.

      – О, вот это да… – проговорил он севшим голосом. – Не думал, что увижу такое.

      – А что это? – поинтересовался я.

      – Этому алфавиту, – доцент осторожно коснулся золотисто-белой поверхности, – куда больше тысячелетий, чем можно представить. Похожие знаки встречаются в «Мистериях червя» Людвига Принна, «Невыразимых культах» фон Юнста и в еще одной книге, чье название мне не хотелось бы упоминать. По преданиям, ими пользовались те, кто владел Землей до людей, порождения времен, от которых остались лишь отголоски легенд, но даже эти отголоски способны до полусмерти напугать того, кто отважится заглянуть в прошлое…

      Эта речь была так