Аристократка на мели. Жука Жукова

его в корзину к остальным грибам, а он, бедный, лежит сперва, не то что шелохнуться, вздохнуть боится. «Я белый! Боровик! Царь грибов! А ты меня к… этим?» А рядом черный груздь, нос рукавом оботрет, слегка подвинется и вежливо: «Ну эта ничаго, располагайтися, все здесь поместимся, чо уж. В тесноте, как грицца…»

      Белый за сердце: «Прошу прощения, это вы мне? Вы вообще кто?» – «Ну эта, чо. Чернушка я. Будем знакомы. Это вон братья мои. Нас на засолку набрали. Да под водочку зимой. У-Ух!» – «Засолка? Под водочку? Я – нежное карпаччо, сбрызнутое оливковым маслом и соком лимона… Мистер… или как вас там называть… Не могли бы вы отодвинуться и больше не заговаривать со мной!»

      Чернушка отодвинется, обидится. А красная сыроежка откуда-то снизу недовольно проворчит: «Карпаччо он, смотрите какой чванливый! Карпаччо не карпаччо, а известно где ты потом окажешься, как и все мы!» И все в лукошке заржут, а рядовка так прямо зайдется в визгливом смехе.

      И белый пожмет плечами – грубовато, но верно подмечено. Это в лесу он царь грибов, а в моем лукошке такой же, как и остальные. Я уравняла всех, потому что царь – я.

      Боровик примирительно слегка ткнет груздя в бок. Груздь улыбнется и с готовностью пододвинется, уж больно боровик хорошо пахнет.

      Хотя мне бы хотелось думать, что белый не такой заносчивый чувак. Но он такой.

      Не мой принц

      Он был настоящий принц – красивый, квартира в центре, костюм… Мечта любой женщины. Самое прекрасное то, что он был несчастный.

      Ушел из семьи. Долго терпел, переживал, пытался, но не смог. Жена сильно пила. Он таскал ее по шаманам, подшивал, умолял, угрожал, ничего не помогало.

      Я его жалела. И могла спасти.

      Он жил в идеальной квартире. У него даже тряпочки для протирания были идеальными и висели каждая на своем крючке.

      А я… эх, душа нараспашку, блузка на пол…

      Но мы – пара, и я изо всех сил пыталась соответствовать.

      Он очень меня любил. Я посуду загружала в посудомойку, а он ласково целовал за ухом и отправлял отдыхать.

      Я потом услышала, как он в ужасе переставляет за мной фарфор: тарелочка к тарелочке, мисочку и кастрюлю на второй этаж, бокалы по линеечке, программа мойки на «экономрежим».

      Отхлебнула тогда текилы прямо из горлышка.

      На работе завидовали – мы были красивой парой.

      Дамы в очередь выстраивались, чтобы погреть его на своей груди.

      – Зачем ты утрируешь, не все, а только Зоя Марковна и младший бухгалтер Наташа. Но я выбрал тебя, увидел перспективу. И… извини, что приходится напоминать очевидное, но не могла бы ты, перед тем как сесть в машину, отряхивать ноги, вот так: бам-бам-бам. – И он стукал пяточкой о пяточку. – А потом вот так. Бам-бам-бам, – и он стукал носочком о носочек. – Это ведь не- сложно, да, зая?

      Я катастрофически не соответствовала. И начала выпивать за обедом.

      Каждую пятницу он дарил мне три герберы – «Господи, какой же он у тебя романтик!» – а по субботам мы ходили в гости к его коллегам. Друзей у него не было.

      Как-то он стоял напротив начальницы, грустно смотрел в пол и кивал.

      – Дай