Великое Нечто. Дмитрий Емец

по секрету, бывают вещи и поприятнее. Пиво, например, или салат оливье, – буркнул Никита, которому показалось, что он молчит слишком долго.

      Алексей заметил, что его приятель разглядывает девушку с любопытством, но без всякого восхищения, словно подозревает в ней замаскированную экс-жену. Но даже и то, что Бурьин на нее просто смотрит, отчего-то стало ему неприятно. Инстинкт собственника?

      – Где ваша одежда? – спросил он. – В машине?

      – У меня ее не было. – Девушка преспокойно оперлась рукой о его плечо и подняла ступню, разглядывая, нет ли в ней занозы.

      – Вообще не было одежды? Неужели вы и в машину к ним садились прямо так? – заинтересовался Никита.

      – А для вас так много значат эти полоски ткани, ведь сущность женской формы под ними остается неизменной? Я и этим людям так сказала, но они, кажется, ничего не поняли.

      – Теперь ясно, почему у них поехала крыша. Они восприняли ваш наряд как приглашение к близкому знакомству. А вы небось дали им откат, – сказал Бурьин.

      Корсаков представил себе лица громил, когда девушка говорила с ними о сущности женской формы, и едва сдержал улыбку.

      – Скажите, это не вы случайно сидели на памятнике Долгорукому? – вдруг выпалил Никита.

      Девушка на мгновение задумалась и ответила двумя вопросами на один:

      – Долгорукий – это такой бронзовый всадник на коне? Да, это была я, но что в этом такого?

      – Да ничего. Я о вас по радио слышал. Если вздумаете нагишом походить по Красной площади, пригласите меня посмотреть.

      – Хорошо, если вам это так необходимо, – согласилась девушка.

      Лицо Бурьина стало озадаченным. Кажется, он сообразил, что его поставили на место.

      – Послушайте, – спросил Алексей, – а там, на памятнике, что вы испытывали?

      – Седло горячее. Сильный ветер. Голубей много. А вообще-то ничего, – подробно принялась припоминать девушка, усердно морща лобик.

      Глядя на нее, Корсаков подумал, что его первое впечатление о ней как о представительнице древнейшей профессии было, пожалуй, поспешным.

      Послышался шум. Из подъезда выскочили мальчишки с брызгалками, видимо, игравшие в пустующем доме.

      Увидев джип с треснутым стеклом, стонущих громил, двоих мужчин и обнаженную девушку, мальчишки с жадностью принялись глазеть, но стоило Бурьину сделать шаг в их сторону, как они торопливо прыснули в разные концы.

      – Пора уходить! – сказал Алексей. – Если вы, конечно, не собираетесь дожидаться милиции. Я имею в виду, после той истории на памятнике.

      – Нет, я никого дожидаться не буду, – решительно заявила девушка. – Вот только одежда… Я слишком бросаюсь в глаза.

      – Раньше это вас не очень-то смущало. Ладно, попробуем что-нибудь найти. – Корсаков заглянул в бытовку.

      Там было затхло. На полу валялся рваный матрас. Рядом стояли два стакана и пустая водочная бутылка.

      – Натюрморт, – сказал Корсаков.

      – Нет, натюрморт – это когда продукты, а когда все продукты уже сожрали – это пейзаж, – поправил