Мрак в конце тоннеля. Владимир Колычев

в народе, как «Метро-2».

      Ведущий переключился на следующую тему, и только тогда Валера подал голос.

      – Знаю я эту станцию, каждый день мимо проезжаю, только видно плохо. Да и ничего особенного там. Темно, пыльно. Ни ходов там, ни выходов. И с засекреченным метро она никак не связана… Не для того это метро засекречивали, чтобы в него так просто можно было попасть.

      – А если непросто? – насмешливо сказал я, пропуская его на выход из кубрика.

      – А за «непросто» и по голове получить можно. Да еще и пробраться туда нужно. Не думаю, что журналисты будут рисковать. Может, старые кадры покажут. Ну, раньше снимали про это метро. Шахты там, рельсы… Там, говорят, рельсы бесконтактные, и в бетон уложенные, ну, чтобы не только поезд, но и машина могла ехать…

      – Еще про танковый завод расскажи, – насмешливо посоветовал я.

      – Что за танковый завод?

      – Ну, там же, под землей расположен. Чтобы танки во время войны выпускать. И мобилизационный резерв там – две тысячи законсервированных танков.

      – Да нет, ерунда это, – озадаченно мотнул головой Валера. – Зачем танки под землей?

      – Там транспортные коммуникации есть, в случае войны танки на поверхность выйдут.

      Мой голос звучал совсем не убедительно, потому что я и сам не верил в существование танкового завода. Даже не помню, от кого я о нем слышал. А может, читал… Но слишком уж все это на вымысел смахивает. Танковый завод – не избушка на курьих ножках, так просто под землей его не спрячешь. Да и кому нужны танки после того, как мир сгорит в ядерном огне…

      А может, и нужны. Может, придется еще повоевать в условиях радиоактивного заражения. Есть такая старая и не очень веселая песенка на музыку из «Голубого вагона». «Ядерный грибок стоит, качается, жесткость радиации растет. Танки США прекрасно плавятся, и зачем их выпустил завод?»… Только и наши танки тоже расплавятся. Те, что на поверхности. А те, которые под землей, могут продолжить войну… Но все это теория, и слишком уж затратное это дело – подкреплять ее практикой. Хотя всяко может быть…

      Стены в столовой были выкрашены в успокаивающий зеленый цвет, но качество работы могло вызвать раздражение. Как будто уборщица тетя Клава макнула швабру в краску с ведром и одной рукой размазала ее по стенам. Будь стены наружными, с выходом во внешнюю среду, эту малярную вязь можно было принять за камуфляж, но ведь они внутренние, и маскировать их вовсе незачем. И еще освещение в столовой было тусклым, отчего сидевшие за столами, а также входившие в зал люди казались бесплотными обитателями мира полутеней. Впрочем, это не помешало мне разглядеть двух наших запропастившихся соседей. Они занимали одну половину дощатого четырехместного стола, а другая была свободна. Я решил присоединиться к ним, а Валера тенью последовал за мной.

      – А-а, соседи! – хоть и вяло, обрадовался нам крепкого сложения приземистый мужчина лет пятидесяти.

      Он был спокоен, но брови его были приподняты, как у