Счастливый доллар. Екатерина Лесина

чтобы милиция не нашла. Следовательно, что? Следовательно, Семен Семенов уничтожал улики. Если он не убийца, то зачем ему уничтожать улики?

      А если он убийца, то почему не избавился и от Агнешки?

      И вообще, кто тогда в него стрелял?

      – Кто сторожит сторожей? – спросила она, щелчком сбивая с подоконника полусонную тварь. – И кто убивает убийц?

      И главное, что в этой ситуации будет с Агнешкой?

      Где-то в доме настырно запиликал сотовый. Чужой – Агнешкин погиб ночью в болоте. Телефон трещал, скулил и требовал внимания. Звонивший был настырен, а Агнешка слишком устала, чтобы просто слушать. Поэтому она дотянулась и ткнула лежащего в шею.

      – Ну? Телефон!

      Он понял. Перекатился на живот. Кое-как поднялся – болит бочок? Ничего, вот загноится, тогда и попрыгаешь – и заковылял в комнату.

      – Да? – говорит негромко, но слышимость в доме-домике отменная. Еще бы мух кто-нибудь заткнул. – Да, Варенька, я жив… что, удивлена? А уж я-то как. Ты зачем в меня стреляла, идиотка?! Неужели? Не узнала? Испугалась? Чего?! Да ты в своем уме?! Да, он меня нанимал, но… нет! Послушай же! Да… да иди к черту!

      Обрыв связи. Тишина – секунд на тридцать – и снова мобильник.

      – Поговорить? Нет, дорогая, давай по телефону поговорим. Я тебе, знаешь ли, теперь не верю. И не вешай мне лапшу на уши. Это ты его убила! А потом и меня… ага, именно. Документы? Какие документы? Ах да, как это я запамятовал. Наверное, дырки в шкуре отрицательно на память воздействуют. Есть у меня документы, я их для Олега готовил.

      Муха, сев на кроссовку, поползла по рыжим потекам грязи. Перебралась на джинсы. Доползла до коленки Агнешкиной и, обосновавшись на белом пятне вытертой ткани, принялась чиститься.

      Агнешке бы тоже почиститься, чтобы смыть все это, вчерашнее-сегодняшнее, вернуться домой и переиграть. Помириться с Ядкой, остаться на ночь у нее, а не переться, сломя голову, на дачу.

      Тогда бы не было ни темного силуэта на обочине, ни жалости к несчастному, потерявшемуся на дороге. Ни пистолета в лицо. Ни трупа. Ни этого отвратительного разговора, случайным свидетелем которому она стала.

      – Что там? Многое там. Про тебя. Про дружка твоего, про… эй! Трубку бросила, – последнее предназначалось Агнешке. Семен стоял в дверях, опираясь на косяк, и вертел несчастный телефон в руке. Надеется, что перезвонит? И тогда он продолжит торговаться – а он именно торговался, выбивая условия получше. А когда сделка состоится, Семен вместе с подельницей избавится от Агнешки.

      – Ты что на меня так смотришь? Ну сволочь я. Точнее, не сволочь, но… а, долго объяснять. А ты ветеринар, значит? Кошечки-собачки?

      – Коровки-свинки. Овцы еще.

      – Коровки… слушай, извини, пожалуйста, что так вышло. Я тогда не в себе был. Совсем не соображал, чего творю. В голове одно – от тела избавиться надо. Остальное – автопилот.

      – И что теперь?

      Агнешке очень хотелось ему верить. Но он ведь врет. Он просто хочет, чтобы она поверила и стала послушной девочкой.

      – Не знаю. Ну… хочешь, расскажу, как меня едва не убили?

      А и вправду, что с ней делать? Отпустить? Донесет. С