Отпусти кого любишь (сборник). Иосиф Гольман

стращать, тем более что резерв вообще-то не предназначался для использования: Гольц вот-вот должен был привезти следующую партию фирменного препарата, давно заказанную Грековым.

      Вчера они с Женькой долго трепались по телефону. Авдеева к бывшей грековской жене абсолютно не чувствовала ревности, не то что к Валентине. И Женька тоже разоткровенничалась. Сказала, что если выживет, непременно разбогатеет. Ей это действительно надо: ведь дорогущие западные препараты (одна инъекция – сто пятьдесят долларов) при постоянном введении могут обеспечить ее сыну обычную, нормальную жизнь. Чтоб не боялся споткнуться или ножиком карандаш чинить. Но денег надо много: укола надолго не хватает.

      Так что цель благая, Ленка и сама бы ради такой цели не отказалась разбогатеть.

      Она снова заглянула в комнату. Машка еще спала, а Леша сразу повернул голову на звук.

      – Леш, как дела? – тихонько спросила Авдеева.

      Мальчик улыбнулся, и на сердце у Ленки затеплело.

      – Ничего, – тоже шепотом ответил он.

      – Пойдем чай пить?

      – Пойдем. – Лешка осторожно, чтобы не разбудить сестренку, высвободил руку, и они направились в кухню.

      – Ты учиться-то собираешься? – спросила Ленка, присев за стол рядом с мальчиком. Тот не спеша пил сладкий чай, заедая нестандартным бутербродом, сварганенным Авдеевой из разрезанного вдоль и пополам сладкого бублика, сливочного масла и костромского сыра.

      – А я учусь, – проглотив, ответил Лешка.

      – Там, у себя?

      – Ага. – Понимая, куда она клонит, Лешка предмета разговора не одобрял.

      – Леш, непонятно ведь, сколько маме лечиться.

      – Она мне обещала, что не умрет, – буркнул он.

      – Когда обещала? – невпопад спросила Ленка и сама же себя укорила за вопрос.

      – Позавчера. Вы не верите? – подозрительно спросил он Авдееву.

      – Верю, конечно, Лешечек, – серьезно ответила Ленка. – Вот только лечение может оказаться не таким быстрым.

      – Я не хочу в новую школу, – тихо сказал Лешка и опустил голову. Его глаза заблестели, и Ленка прекрасно понимала почему.

      – Знаешь что, дорогой, – посуровела Авдеева. – Ты стесняешься своей болезни, это скверно.

      – Ненавижу, когда меня жалеют, – поджал губы мальчишка, стараясь не зареветь. – То не тронь, сюда не ходи…

      – Это ты брось. Ты сам обязан быть осторожным. Ты же не хочешь сделать свою маму несчастной?

      Такой поворот темы озадачил мальчика.

      – Не хочу.

      – Ну вот! Значит, конечно, нужно предупредить ребят, чтоб тебя не толкали и не задевали.

      – Я больше не хочу быть фарфоровой вазой!

      – Какой вазой? – не поняла Ленка.

      – Учительница сказала, – не выдержав, уже в открытую плакал Лешка, – чтоб со мной, как с вазой фарфоровой. Меня потом дразнили.

      – Лешечек, – Авдеева потрепала парнишку за вихры, – дураки тебя дразнили. Это же не навсегда.