Волчья река. Рейчел Кейн

сомневается в моих словах? Какого черта тут происходит?

      – Конечно, есть, в том числе и ответы от полиции и ФБР, зафиксировавших факты преследования. Послушайте, нет смысла продолжать, если вы…

      – Вы не будете отрицать, что этому положили начало родные жертв Мэлвина Ройяла?

      Я уже встаю, чтобы уйти, но при этих словах сажусь обратно. Я не хотела доводить до этого. По сути, я сказала продюсеру, что не стану отвечать на вопросы о жертвах или их семьях. Мне нужно напомнить об этом.

      – Я не хочу говорить о родных жертв.

      – Почему? Ведь это именно те люди, которые изначально были злы на вас, верно?

      Я не хочу обвинять этих людей. Я не должна оставлять такое впечатление.

      – Я не могу винить людей, которым пришлось пережить невероятное горе и гнев. Я виню только абсолютно посторонних личностей, которые примкнули к этому, чтобы удовлетворить собственные потребности.

      – Вы принесли с собой какие-нибудь образцы этой травли, чтобы мы могли показать их нашим зрителям? В целях подтверждения вашей правоты в этом деле, конечно же.

      Я чувствую, как мои щеки и подбородок заливает краска. «В этом деле»? Я здесь что, на суде?

      – Нет, – говорю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно и спокойно. – Не принесла. И не принесу. Они отвратительны.

      – Мне кажется, наш продюсер просил вас принести пару этих писем, чтобы поделиться с нами, это так?

      Я пыталась. Открыла ящик, где хранились эти кошмарные письма, и попробовала найти одно-два, которые не были бы столь личными и кошмарными, чтобы вызывать приступ тошноты. Но не смогла. Про что-то более безобидное они сказали бы: «Она раздувает из мухи слона». А что-то достаточно ужасное сочли бы неподходящим для эфира.

      – Я намерена защищать своих детей, – отвечаю. – Большинство из этих посланий – о них, и я отказываюсь делать эти письма достоянием публики. Я не хочу превращать описываемые пытки в развлечение для зрителей. Я здесь для того, чтобы сказать правду, а не обнародовать ложь.

      На миг я чувствую блаженное спокойствие от того, что сказала это. Я права, знаю, что права, и мне кажется, что зрители тоже это знают.

      Но потом Хэмлин поворачивается ко мне:

      – Гвен… – Он слегка сдвигается вперед в своем кресле и подается ко мне, словно священник на исповеди: – Вам известно о документальном фильме?

      У меня возникает ощущение, будто кресло плавится подо мной, погружая меня в глубины земли.

      – О каком документальном фильме? – Я понимаю, на какую грань поставила себя этими словами, но не могу остановиться. – О чем вы говорите?

      Вижу в его глазах едва заметную вспышку энтузиазма.

      – К этому мы подойдем через минуту. Но до этого была еще одна видеозапись, на короткое время появившаяся в Сети. Эта запись, похоже, подтверждает ваше соучастие в делах вашего бывшего мужа…

      «Какой, мать вашу, документальный фильм?» Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, и говорю:

      – Это запись была искусной подделкой, и ФБР подтвердило