Грань бездны. Роман Глушков

Хотя отпечатки копыт у въезда на полумост говорили, что совсем недавно на нем кто-то побывал. Не останавливаясь, мы въехали по укатанной рукотворной насыпи на занесенное песком основание иностального гиганта, а затем и на него самого. Доселе он выдерживал и не таких тяжеловесов, как мы, так что вряд ли именно нам выпадет честь обрушить его в Пуэрто-Риканскую бездну. В сравнении с ним «Гольфстрим» казался сущей пылинкой, слишком мизерной и легкой для того, чтобы, угодив на нож, уронить его с края стола.

      Иностальной путь под нами не был ровным, а мало-помалу уходил вверх. И когда мы доехали до края полумоста, то уже взирали на наш берег свысока. А на заметно расширившемся горизонте можно было даже рассмотреть вершину Нэрского Столпа. Однако противоположный склон желоба и его дно так и оставались вне досягаемости наших взоров. Первый был слишком далек и окутан туманной дымкой, а второе терялось в непроглядном зловещем мраке. И почему, скажите на милость, дорога в рай должна быть обязательно такой жуткой? Неужели это – финальное испытание для праведников перед тем, как они будут окончательно избавлены от земных мук?

      Стараясь не глядеть лишний раз вниз, дабы не закружилась голова, я и Гуго стащили завернутое в саван тело Макферсона с буксира и положили его на край полумоста. Долорес спустилась следом за нами, держа в руке составленные ей в дороге списки для райских поваров. Родни у Малабониты было много, и потому ей пришлось исписать целый лист бумаги. Де Бодье, в отличие от нее, ограничился лишь маленьким клочком, и кого он помимо себя еще туда вписал, я понятия не имел. Механик не любил распространяться насчет своих родственников, а если и поминал их, то исключительно в неприглядном свете. Они, надо полагать, питали к Гуго ответную неприязнь, поскольку иначе давно помогли бы ему вылезти из залоговой кабалы.

      – Произнесите речь, Сенатор, – попросил я подкованного в этом вопросе бывшего участника парламентских прений. – Будьте другом, окажите последнее почтение нашему несчастному нанимателю.

      Де Бодье наморщил лоб, собрался с мыслями, покряхтел, прочищая горло, после чего состроил трагическую мину и молвил:

      – Многоуважаемый мсье Макферсон! Простите, что, говоря о вас, я буду несправедливо краток. Слезы застилают глаза, а в горле стоит комок, ибо нельзя остаться равнодушным, когда тебя постигает столь безмерная утрата. Полагаю, вы прожили славную жизнь и все нажитое вами добро – результат долгого, упорного и, конечно же, честного труда. Весьма прискорбно, что вы так и не взрастили наследника, который мог бы приумножить ваши капиталы. Поэтому мы – все, кто пришел проводить вас в последний путь, – обещаем присмотреть за ними и передать их в руки достойнейшего из людей, какие только сыщутся на этой многогрешной земле. Если же нам не посчастливится отыскать такого человека – что, скорее всего, и произойдет…

      – Закругляйтесь, мсье, – одернул я Гуго, чья дорожная панихида сменила уклон не туда, куда надо.

      – В общем, не волнуйтесь