Клязьма и Укатанагон. Юрий Лавут-Хуторянский

сам. Она подняла сразу, то есть ждала. Они молчали.

      – Ты генеришь так, что я не могу заснуть, – сказала она наконец. Он не мог отвечать.

      – Ты что-нибудь скажешь? – спросила она.

      Стараясь не показать своего состояния, как-то собрав горло в стандартное, как ему показалось, положение, он сказал «нет», но вышло сипло. Она помолчала и сказала:

      – Если хочешь, можешь приехать.

      Опять не справляясь с артикуляцией, он сказал «нет» каким-то птичьим немыслимым тембром.

      – Целую, – как-то протяжно и неожиданно нежно сказала она и опустила трубку.

      Он лежал и не знал, что делать. Плотского желания не было и в помине, но очень хотелось быть с нею в одной квартире, сидеть рядом с ее кроватью, просто сидеть на полу всю ночь, пусть бы спала. Он поехал к ней, сказав себе: если хоть раз сострит, тут же поворачиваюсь и уезжаю. Но она не острила. Она стояла в ночной рубашке и смотрела на него. Он поцеловал ее в щеку, она ответила в губы, потом еще и еще. В постели было ужасно: жарко, потно и скомканно, и к тому же, к его ужасному смущению и удивлению, его телу это было не нужно. Но хуже всего было утром.

      Потом два месяца не было ничего, не то что поцелуя, ласкового слова не было. Он думал, что тем, что произошло, все и ограничится. Или ему нужно быть терпеливым еще год?

      – Ты знаешь, что исток Клязьмы здесь, в Химкинском районе? – спросил он ее по телефону. – Давай поедем в выходные на Сенеж, деревня называется Кочергино. Доберемся до истока.

      – Когда домой придешь в конце пути, свои ладони в Волгу опусти, сынок, – насмешливо сказала она. – Ладно, согласна, поехали в воскресенье.

      Они поехали, смотреть было не на что, но там, у истока, он сказал ей, что собирается любить ее всю жизнь, и сделал ей предложение. Она сказала:

      – Ты, Никитин, хитрец, да? Ты специально сюда меня привез, к истоку, фетишист, а мне надо подумать, я девушка серьезная, хоть и не торгую металлом.

      Во время обратной дороги эту тему больше не затрагивали, он бойко рассказывал о делах и разных смешных конфликтах с клиентами. Но когда подъехали к ее дому и она сказала «пока» и чмокнула его в щеку, силы закончились, он не смог ответить и только держал руки на руле и страшно фальшиво улыбался, глядя перед собой в лобовое стекло. Он не доехал еще до дома, когда она позвонила. Он подождал немного, взял трубку и озабоченным тоном быстро сказал:

      – Танюш, извини, если не срочно, я тут занят, перезвоню завтра утром.

      Позвонил ей через три дня. Пригласил в МХТ на спектакль, название которого выветрилось из головы на следующий же день. То ли американская, то ли английская комедия с переодеваниями, тетушкой и путаницей с заезжими актерами. Это был один из целой серии спектаклей, обновляющих репертуар знаменитого театра в соответствии со стратегией Олега Табакова, задумавшего коммерческую починку больного от старости организма. Зал был полон и молчал: не мог понять жанра, вернее, не решался понять. Разве можно выкидывать на этой