Горькое похмелье. Игорь Болгарин

ответил главком.

      – А когда матросика вместе с его дамой, этой Орлеанской девой, решившей стать пролетарской мадам Рекамье, выпрут из крымских великокняжеских покоев, у него не останется и пяти тысяч… И что вы тогда прикажете делать с еще более расширившейся империей Махно?

      Вацетис наморщил лоб:

      – Но на Махно держится наше наступление на Ростов!

      – Отменим.

      – Как?

      – Думайте, Иоаким Иоакимович. У Махно сейчас десятки тысяч новобранцев, ему не хватает боеприпасов и оружия. Понимаю, вы не можете не снабжать его. Но в таком случае пошлите ему малопригодное, устаревшее вооружение.

      – Но он потерпит поражение! – удивился честный Вацетис. – Мы потеряем Донецкий бассейн!

      – Я оставил Восточный фронт, где наступал Колчак и где мое участие было крайне необходимо для Республики, я гнал свой поезд через разбитые дороги и мосты со скоростью сто верст вовсе не для того, чтобы читать вам уроки политграмоты. Да, мы потеряем эту часть Украины. Сюда придут деникинцы со своей жаждой мести и старыми порядками. Украинское крестьянство никогда не примет белых офицеров. Оно вцепится в них зубами, оно не даст им жить. И мы получим эти хлебные земли обратно, не сомневайтесь… Но если здесь воцарится Махно, крестьянский вождь, играющий на мелкобуржуазных инстинктах украинского мужичка, хозяйчика и вольнолюбца, мы с этим батькой уже не совладаем. Деникин предпочтительнее. И, кроме того, как только Махно побежит, мы обвиним его в предательстве революции и пособничестве деникинским генералам. Мы уничтожим его морально… Все! В детали не вдаюсь. Действуйте сами! – Троцкий повернулся к Склянскому: – Эфраим Маркович, подготовьте приказ для Григорьева. Наступление на запад для оказания помощи венгерской революции. Пошлите к нему полсотни комиссаров. Заставьте его уйти в поход! Пусть уходит подальше! За неподчинение приказу – расстрел. Хватит баловаться!

      – Атаман Григорьев вряд ли уйдет с Украины. Скорее всего, он взбунтуется и… и даст повод для ответных действий, – правильно поняв Троцкого, сказал сообразительный Склянский. – Что ж, лучше раздавить змею, пока она в яйце.

      – Да!.. И разработайте мероприятия по поводу других «батьков», помельче. Сейчас многие атаманы в красных командирах ходят. Тоже опасные союзники… Извините. Я двое суток без сна.

      Лев Давидович совершенно по-домашнему улегся на кожаный диванчик, снял очки, положил их на стол и тут же безмятежно, как младенец, уснул. Ладошки под щечкой.

      Вацетис и Склянский на цыпочках вышли из штабного отсека.

      – Голова! – прошептал Вацетис. – Видит далеко.

      Склянский согласно кивнул.

      На диванчике штабного отсека мирно спал совершенно штатский, в потертой кожанке и мятых брюках человек, сын арендатора из-под Херсона, создатель Красной армии, сокрушивший – если не в боях, то «катаньем» – белые армии, свирепых крестьянских вождей, немцев, англичан, греков, французов и прочих интервентов. Спал, посапывая