Свет дьявола. Виктор Ерофеев

садов, ни веселые лица симферопольских студентов не скрашивают бренности существования. Случай привел меня в большую симферопольскую больницу навестить больного. Это было травматологическое отделение, где все лежали в тесных палатах с высоко поднятыми сломанными ногами. Сосущие взгляды выздоравливающих больных на костылях, курящих на лестницах, запахи больничной кухни и морга… Не ломайте ног в Симферополе!

      Искусственные цветочки

      Все дороги в Крыму ведут в море. В машине можно заранее надеть плавки. В сторону Феодосии? Не лучшее шоссе, не правительственное, как дорога на Ялту, но можно доехать, если не разобьешься. На обочинах по всей трассе стоят, тесня друг друга, кресты с искусственными цветочками, палеными шинами, овальными фотографиями жертв: они разбились, сгорели в лобовом столкновении, пьяные или трезвые – таксисты, жадные до денег, везли их как курортный хлам.

      Поначалу едешь в индусском варианте вечного пригорода: мелькают куры, сидящие на корточках мужчины, кладбища, бензоколонки, белые мазанки с синими рамами. Далее – религиозные новшества: придорожное соревнование внушительных христианских перекладин и мечетей. Каждый заявляет о своей единственной истине. На бетонных балках, стенах недостроенных домов попадаются политические выкрики промосковского толка. Правда, на выезде из Симферополя я увидел кучку людей с выгоревшими оранжевыми флагами – они выглядели как злоумышленники: крымская действительность оттеснила их за кювет.

      После растянутого Белогорска дорога веселеет. Преображение внезапно. О чем-то задумаешься, как вдруг, посмотрев в окно машины, видишь, что за тебя взялись горы и долины. Природа превращается в пространство обещаний. За поворотом готов блеснуть рукав Амазонки, вот-вот появится туча слонов. Но, раскрывшись, природа скромно складывается в лесной перевал, где растут грибы и белые колокольчики, а затем следует поселок Старый Крым, включающий в себя невидимое глазу цветущее татарское прошлое, хрустящий половицами мелкий музей Александра Грина и бывшую столицу советских туберкулезников, обозначенную разрушенными заборами санаториев. Начинаются виноградники и степи. В конце концов стокилометровая дорога предлагает нехитрый выбор: налево – Феодосия; направо – коктебельский пляж. На развилке съезд милицейских машин, стерегущих татар. Время от времени здесь возникает татарский табор. Эти люди хотят присвоить себе Тихую бухту – гордость Коктебеля. Почему-то им ее не дают.

      Айвазовский

      Феодосия – это вам не Симферополь. У нее, по крайней мере, фирменные серебристые тополя. Местные жители ходят по Итальянской улице с загорелыми, но почему-то чахлыми лицами. Они, как правило, грубы и пугливы. А этот маленький человек с тщеславным усатым лицом – тонкая загадка человеческой природы. Он осчастливил Феодосию железной дорогой, галереей девятых валов и кораблекрушений. Картины висят в его собственном полудворце, находящемся в аварийном состоянии.