Свет дьявола. Виктор Ерофеев

Меня смущают мои же оценки. Я приехал зимой в Амстердам: по каналам, обнесенным пристегнутыми к оградам велосипедами, катались на коньках взрослые и дети – это была любовь. Большие и малые голландцы, вместе с дельфскими изразцами, вдруг ожили. С другой стороны, Берлин как город оставляет меня равнодушным. Не такой, конечно, романо-германский уродец, как Брюссель, но – прусский стандарт, ничего особенного. Однако среди берлинского населения есть неожиданные экземпляры. Ночью на Савиньи-плац мы пили водку с добродушным писателем Тильманом Шпенглером, племянником Заката Европы. Высокий гей-кельнер принес нам по третьей стопке, и я обратил его внимание на то, что неровно налито: «У моего друга в рюмке больше». Кельнер сравнил и, согласившись, отпил из той, где было больше: «Так лучше?» Мы расхохотались. Хранить вечно.

      Я понимаю, что нельзя совместить Тадж-Махал с собором Парижской Богоматери. Хотя почему – нет? В октябре 2001 года я видел Нью-Йорк. Притихший, он поразил меня своей человеческой красотой. Когда же именно красота природы выводит нас из эстетического равнодушия? Что мы любим на этой Земле? Скалистый берег океана. Пляжи Довиля, где я впервые увидел море. Лазурная вода вокруг островов Адриатики. Кленовые краски индейского лета в Канаде. Людоедские маски с острова Тойфи в Южной Полинезии. Высокие секвойи, стоящие в своей опавшей хвое, набухшей красно-рыжим цветом в сыром калифорнийском лесу. Гордые морды верблюдов из Арабских Эмиратов. Суровое небо над нежными газонами шотландского Абердина. Гора торпедных арбузов в Марокко. Косые лучи заходящего солнца, воспетые Достоевским. Почему эти образы притягивают, как огонь костра? Что в них за отрывки глубокой правды о нас?

      Красота? Это влажность глаза, необходимая для зрения. Она преодолевает трение двух входящих друг в друга начал: мира и человека. Это та самая эротическая секреция, которая заботится о продолжении удовольствия, но, в конечном счете, речь идет о продолжении жизни. Без красоты жизнь суха и мертва. Красота – увлажнение творения, его праздничный бонус. Красота – это влага души.

      Авианосец Крым

      Перенести столицу в Севастополь, единственный город империи, за который не стыдно… Николай Второй шел по царской тропе в Новом Свете (надо сюда заехать: скалистые хаосы, грот Шаляпина с дивной акустикой, транслирующей скороговорку экскурсоводов и шум полураздетой толпы), в немом сопровождении князя Голицына (автор крымского шампанского, стоит попробовать), и об этом думал. Начать сначала. Обновить нацию. Офицеры свезут сюда красивых женщин со всей страны. Женщинам нравятся загорелые, в тельняшках, моряки. От них народится красивое потомство. Да вот беда: не загуляют ли дамы?

      Революционная мысль: сдвинуть столицу из комариных чухонских болот в синеву небес. Николаю Второму к тому времени уже надоело, что его величали Вашим Величеством. Для него эта кличка стала похожа на «Василий Иваныч». Ему хотелось совершить подвиг. Столица в Крыму – ход ферзем. На яхте «Штандарт»,