Что побудило к убийству? Рассказ судебного следователя. Александр Шкляревский

был, должно быть, выпивши.

      – Были-с… Утром они уезжали к полковнику Филофею Дмитриевичу Кавеляеву, на именины. Там они пробыли до шести часов вечера и возвратились хмельны; но спать не легли, а только переоделись и опять поехали было из дому, сказав барыне, что едут по делу. И поехали: должно быть, ездили они к своей чухонке13, да не застали ее дома, выпили с досады еще и возвратились домой злющий-презлющий… Часа полтора-два ездили – не более, потому не успел я сходить на кухню да в лавочку за табаком, как они тут как тут.

      – Про какую чухонку вы говорите? Вы знаете ее адрес и кто она?

      – Знаю. Мудрено прозывается: Бэта Крестьяновна; живет в Басковом переулке. Раза два отвозил я ей деньги. Непутящая! Познакомился с нею Валериан Константинович у Дорота14 и с тех пор стал ездить. Понравилась она ему лучше француженки.

      – Ну последняя и ревновала?

      – Может быть, и ревновала бы, да вряд ли ей это было известно.

      – Приехавши, Валериан Константинович позвал вас к себе?

      – Да-с, позвонили и приказали подать бутылку коньяку, лимону и позвать барыню. После того, когда я подавал, что приказывали, Антонина Васильевна еще не приходили; а барин сидели вот на этом кресле, опустя голову, хмельные. «Убирайся ты, – сказали они мне, – от меня к черту и не смей входить: сегодня ты мне не нужен, я и сам разденусь». «Эге! – подумал я, – скверно: верно, будет беда барыне…» Валериан Константинович всегда отсылал меня с глаз долой, если когда задумает что недоброе. Совестился… И действительно, Филька говорил, что была между ними большая ссора, но подслушать, за что, он побоялся.

      – Значит, – остановил я поток слов Прокофьича, – вы ничего не знаете, за что началась и чем кончилась ссора?

      – Не знаю-с. Да и никто, потому что как только барин позовут барыню в кабинет, то всем уж известно, что они в больших сердцах, и все тогда уходят по своим комнатам, чтоб не показываться на глаза, а то они начнут, бывало, придираться.

      – Вы мне говорили, – продолжал я допрос об отношениях Валериана Константиновича к Кардамоновой и Люсеваль, – этого, кроме вас, никто не знает?

      – Как не знать! Все знают, начиная с барыни.

      – Это очень важно! – воскликнул я невольно. – Не было ли претензий на Валериана Константиновича и со стороны женской прислуги? – спросил я, принимая в соображение нравственные достоинства покойника.

      – Нет. Насчет этого покойник очень строги и горды были… И ни Боже мой!

      – Я чрезвычайно спешу следствием, – заметил я Прокофьичу, – и поэтому не успел позвать священника и даже предупредить вас, что все высказанное мне вы должны подтвердить под присягою. Я надеялся, что это вам, как пожилому человеку, и без меня известно. Правду ли вы мне говорили?

      – Сущую правду.

      – Сегодня, когда вы увидели барина мертвым, вы не ходили ни за чем в гостиную?

      – Нет-с.

      По окончании допроса Прокофьича я пригласил к себе Люсеваль.

      Выражение лица и манеры этой особы, когда она вошла

13

Чухонцы – старинное название эстонцев и карело-финнов, проживавших в окрестностях Санкт-Петербурга.

14

Дорот – известный петербургский ресторан, названный по фамилии владельца – Ш. Дорота.