Лавандовое сердце. Александра Глазкина

но решительно отказалась. Для нее маленькое производство, умещавшееся в «мастерской», было, скорее, невинным старческим развлечением, чем возможностью реальной прибыли. А ведь за букет с лавандой столичные невесты отваливали большие деньги, заказывая поставку из южного региона! Я грызла ногти от бессилия и зависти. Вот бы я развернулась, дай мне хозяйка возможность! Но пока мне давали в руки только садовые ножницы и ведра с водой (хозяйка не любила шланги и поливала все по старинке – ведрами из колодца).

      – Окоротись, бизнес-вумен, – смеялась Селеста, когда я жаловалась ей, сидя на холме, куда, по-прежнему, уходила ловить сигнал информера. – Твоя коммерческая жилка – это собирательный образ из книг и сериалов. На деле, наверняка пришлось бы столкнуться с трудностями, о которых ты и не подозреваешь! Представляешь, подвыпившие гости на свадьбе начнут разбредаться по полю, топтать кусты, рвать цветы. Кошмар. Да после одной такой церемонии у вас поля не останется!

      – Нууу, возможно, ты и права, – неохотно согласилась я, – но лавандовая ферма здесь – это такая редкость. Столько возможностей.

      – Ви, – Селеста посерьезнела, – я понимаю, ты сейчас настроена заработать, как можно больше, но не лезь не в свое дело. Не тебе менять уклад, который складывался у Таммов десятилетиями. Тебе и так хорошо платят. Платят же? Деньги перевели за первый месяц?

      – Перевели.

      – Вот и радуйся. По крайней мере, в качестве дармовой рабочей силы никто тебя использовать не собирается. А все остальное – не твоего ума дело.

      «Все остальное» было не только нежелание хозяйки пускать чужаков на свою территорию. К ней, за исключением пана Густава с женой вообще никто не приходил – ни соседи, ни коммивояжеры, которые, я видела, развозили по хутору товары, которых здесь было не достать. Даже за маслом и творогом на молочную ферму ходила я с корзинкой, хотя другим соседям молочник охотно развозил товары сам, прицепив к багажнику велосипеда небольшую деревянную тележку на колесах.

      Создавалось ощущение, что пани Ханна живет в полной изоляции от остального хутора, и я не могла понять, почему. Она была милой, приветливой, меня встретила очень тепло, поучала терпеливо, на мои оплошности реагировала со сдержанными смешками. Но ни разу к ней на чаепитие не приходили поболтать соседские кумушки… В хуторе на мое появление среагировали с любопытством, но я была слишком заурядной персоной, чтобы вызывать долгий интерес. На мои же осторожные попытки перевести разговор на хозяйку только пожимали плечами, чудачка, мол. Понятно, что никто мне, чужачке, бывшей здесь без году неделя, ничего рассказывать не собирался, и это только подогревало мой интерес.

      Теперь я не удивлялась, почему пан Матс выбрал для матери помощницу не из местных – местные бы и не пошли. Не потому, что хозяйка была невыносимой, она была – просто чужой, хотя и прожила здесь почти всю жизнь. Даже затею с лавандой,