Кладбищенский цветок. Татьяна Нильсен

никаких чувств рассматривая избранника и сама себе удивлялась, могло же хоть что-то шевельнуться внутри – толика нежности, желание, гордость за то, что он такой сильный и красивый, ну хотя бы жалость на худой конец. Ничего! Жалость шевельнулась, но лишь к самой себе. Когда-то давно влюблённость посещала её со всеми примочками и последствиями в виде бессонных ночей, стихов, крыльев за спиной и дальше, как положено: слёзы, разочарование, обида и клятвы больше никогда ни в кого не влюбляться. Саша вспомнила, как тяжело переживала сначала измену, а потом разрыв с любимым человеком, так тяжело, что попала в клинику неврозов. Хорошо, что тогда рядом находилась мама, она оказалась самым лучшим терапевтом её души. А сейчас на фига эта любовь! Вот лежит он рядом и даже от спящего исходит уверенность и надёжность. Главное не скупой, с ним не придётся считать копейки от зарплаты до зарплаты. В квартире ремонт сделает, поменяет диван и телевизор, а так же сантехнику, которая сохранилась с махровых годов, рыжую, облезлую ванну и кран, нудно капающий на кухне.

      Неожиданно от этих мыслей подкатила густая тоска:

      «О чём мечтаю? О диване, о новой ванне, о сантехнике! А грёзы, воздушные замки? – Александра начала перебирать мысли в поисках мечты, но никак не находила такой, которая была бы достойна полёта фантазии. – Надо срочно придумать идею, идеал, смысл жизни. Дети, но это нормально, это входит в программу семейного построения. Поездка за границу тоже не предел мечтаний! Новая шубка вообще примитив! Оказывается, что придумать даже иллюзию не так-то просто! Или я такая приземлённая, или происходящее вокруг примитивно и не интересно!»

      Чайковская снова сконцентрировалась на затылке мужчины, протянула руку, чтобы коснуться, но нервно одёрнула, тихо вылезла из-под одеяла, всунула ноги в тапочки и направилась на кухню.

      Вячеслав не перебрался к ней окончательно, так иногда оставался ночевать. Они решили до свадьбы не предпринимать каких-то радикальных шагов по воссоединению. Петровский не настаивал, считал, что должен сам организовать совместное жилище, а Александра тайно наслаждалась последними деньками свободы. Будущее совместное проживание пока рисовалось смутными красками. Славка не хотел покидать мать, мотивируя тем, что у неё больное сердце, да и жилплощадь огромная, недаром покойный отец долгое время директорствовал на местном заводе, сумел обеспечить себе квартиру в два уровня из пяти комнат, с высокими потолками, двумя ванными комнатами и отдельным выходом во двор. Несмотря на такое великолепие Александра артачилась – проживать на одной территории со свекровью, где каждая салфетка и чашка знает своё место и поставлена хозяйской рукой, казалось драматичным, несмотря на то, что пожилая, статная дама с неизменной укладкой на седых волосах, будущую невестку встречала приветливо и дружелюбно: одно приходить в гости на пирожки и чай и другое находиться под одной крышей круглосуточно! Как говорится: двум медведям в одной берлоге, двум царям в одном дворце и двум головам на одних плечах нет места! А пристраиваться и жить по чужой указке уже поздно, слишком поздно,