Финита ля комедиа. Ирина Мельникова

те же Есиков и Григорьев, а также учителя гимназии Левицкий, Ромашов и Стратонов, которые хорошо знают Журайского, утверждают, что при всем его желании казаться твердым и даже жестким, на самом деле он мягкий и нерешительный юноша. Все его идеи так идеями и остаются, потому что он очень любит свою матушку, жалеет ее и вряд ли оставит ее одну. И категорически заявляют, что он вообще не способен причинить кому-либо боль, а не то чтобы убить. Месяц назад он порезал палец и упал в обморок от одного вида крови…

      – Так это он свой палец порезал, а не чужой, – вздохнул Тартищев и замахал рукой, заметив, что Алексей выжидательно смотрит на него. – Продолжай, продолжай…

      – А неделю назад с Журайским случилась чуть ли не истерика, когда на его глазах лихач задавил собачонку. Свидетелем этого был учитель истории Стратонов…

      – Истерика Журайского не доказательство, – опять вздохнул Тартищев, – знавал я нескольких негодяев, которые изо рта голубков кормили, кошечек да собачек нянчили. Не знал бы, за ангелов принял, только на этих «ангелах» порой до десятка убийств висело, и это тех, что удалось доказать.

      – А помните, Федор Михайлович, того булочника, что мальчишке-посыльному кипятком в лицо плеснул за то, что его котяру пнул? – спросил Вавилов. – Тоже животное пожалел, а мальчишку ослепил…

      – Помню, чего ж не помнить, – прокряхтел удрученно Тартищев. – Я ж из-за него чуть на гауптвахту не загремел. Спасибо Хворостьянову, отстоял перед губернатором. Убедил его, что булочника не я о шкаф приветил, а шкаф сам на него свалился по причине сотрясения от проезда пожарной команды. Говорят, губернатор очень веселился по этому поводу, только разве вернешь мальчишке глаза парой даже крепких оплеух? – И посмотрел на Алексея. – Все у тебя?

      – Пока все, – тот подвинул ему оставшиеся листы бумаги. – Все показания свидетелей занесены в протоколы, собственноручно ими прочитаны и подписаны.

      – Молодец, нечего сказать, – ухмыльнулся Иван, – смотрю, по бумажной части ты у нас великий мастер. Только в чрезмерного зануду не превратись со своей дотошностью.

      Тартищев строго посмотрел на него и покачал головой. Иван развел руками и тяжело вздохнул. Алексей уже знал, Вавилову легче двадцать раз обежать весь город по периметру и диаметру, чем составить об этом письменный отчет. Грамотей он был еще тот и долго порой мучился над словами типа «вооруженный», «охранение», «разыскание» и «вышеизложенное донесение», а под его пером частенько рождались перлы подобного содержания: «Протокол о забодании мальчика быком, о свирепой дикости которого было известно хозяину, но он по этому поводу только выражался скверной руганью и законных распоряжений старосты не пускать быка в стадо и по улице не исполнял, что и стало причиной забодания мальчика быком, по причине дикости его нравов».

      Но его нелюбовь к грамматике полностью оправдывалась теми исключительными по важности сведениями, которые он добывал с поразительной,