Умри, Джерри!. Валя Шопорова

чём?

      – О Джерри. Том, тебе важно…

      – Нет-нет-нет! – воскликнул парень, перебив доктора, зажал уши ладонями. – Не желаю о нём ничего слышать!

      Женщина подождала, пока он уберёт руки, и спросила:

      – Почему ты не хочешь узнать о нём?

      – Потому что мне всё равно, кто он. И вообще… – Том выдержал паузу и добавил более воинственно: – я не буду с вами разговаривать, пока вы не позволите мне увидеться с папой!

      Мадам Айзик хотелось взяться за голову, но она благоразумно удержалась от этого и поинтересовалась:

      – Почему ты думаешь, что мы противодействуем вашим встречам?

      – Потому что вы обещали, что он скоро навестит меня, но почему-то это «скоро» всё никак не наступает. И потому что я узнал, что у вас здесь вообще запрещены визиты.

      – Посещения пациентов не запрещены, а ограничены, потому что это особое лечебное учреждение.

      Как и обычно, доктор Айзик сказала правду, но без подробностей. А частности крылись в том, что посещать разрешалось только тех пациентов, у которых стоял уверенный диагноз: «Ремиссия», и которые готовились к выписке. Но даже их навещать можно было в строго установленном порядке, и встречи проходили в специальном помещении вне стен основного здания. На территорию корпуса не было хода никому постороннему, это даже не обсуждалось.

      И опять это словосочетание: «Особая больница», Тому оно уже начало резать слух.

      – И в чём его особенность? – нахмурившись, уточнил он.

      – Том, тебе не кажется, что это нечестно, когда человек требует ответов, но сам отказывается выслушивать другого?

      – Вот именно, это нечестно, – Том поджал губы, с обидой смотря на доктора исподлобья. – Вы постоянно спрашиваете меня о всяком, а сами на мои вопросы не отвечаете. Всё, я не желаю с вами разговаривать!

      Психанув, он лёг, повернувшись к мадам Айзик спиной, замотался в одеяло, что только макушка и была видна. Женщина вздохнула, но решила подождать и не ушла. И правильно – как это обычно бывало с Томом во взаимоотношениях с отцом, он быстро остыл, почувствовал себя виноватым за несдержанность и снова сел.

      – Ладно, я готов разговаривать. Только не о Джерри, хорошо?

      – Почему ты так категорически ничего не хочешь слышать о нём? – повторила свой вопрос доктор.

      – Потому что не хочу.

      – Но он жил вместо тебя почти четыре года, неужели тебе неинтересно узнать, кем он был?

      – Почти четыре года… – тихо повторил Том слова доктора, смотря куда-то в себя, в никуда.

      Сознание по-прежнему не принимало этот факт. И он вызывал такой же шок, но уже тихий, как и в первый раз, ставил в тупик.

      – Том, давай поступим так – я расскажу тебе один факт и на этом всё, а ты сам решишь, хочешь ли слушать дальше.

      – Нет, – Том отрицательно покачал головой. – Скажите лучше, что говорит папа. Вы же разговаривали с ним? Разговариваете?

      Как же сложно было не отвести взгляда от того, насколько этот вопрос был тяжёл и нежелателен.

      – Разговаривали, – ответила женщина.

      – Он передавал что-нибудь