Во имя отца и сына. Виктор Заярский

простуженным голосом.

      В это время, после гибели генерала Корнилова, Командующий Добровольческой армией уже командовал генерал Деникин А.И., который с нетерпением ждал с Юго-Западного фронта обещанное генералом царской армии Алексееввым Михаилом Васильевичем крайне необходимое подкрепление.

      Кавнарский казачий кавалерийский полк прибыл в его распоряжение как нельзя кстати. И тут же был передан в подчинение генералу от кавалерии Ивану Георгиевичу Эрдели, который в апреле 1918 г. командовал отдельной Конной бригадой, а затем 1-й конной дивизией Добровольческой армии под командованием генерала Корнилова и готовился к штурму Екатеринодара.

      Казаки не успели с дорогиу отдохнуть как следует, а тут приказ: всем по коням! К вечеру Кавнарский казачий кавалерийский полк стал обходить Екатеринодар со стороны станицы Пашковской, чтобы отрезать красных конников, которые прикрывали кубанскую столицу. Генерал Эрдели как опытный стратег решил, что предстоящее смертельное кольцо окружения для красных окажется мышеловкой.

      Петр Корнеевич Богацков без особой прежней молодой горячности выполнял этот приказ. Он, как вкопанный сидел на своём коне и с каким-то скучающим видом и безразличием на лице, рассматривал в пригороде Екатеринодара, брошенные на земельных делянках, сухие кукурузные бодылья.

      Почти втечение двух лет пребывания на Юго-Западном фронте Петр Корнеевич Богацков немало горюшка хлебнул и лиха хватанул по самые ноздри. Вдоволь покормил он вшей своей кровью и только там понял, почем фунт лиха.

      Невольно вспомнил он, как первый месяц боевых действий на фронте многовато полегло таких, как он, слепых котят. Петра Корнеевича Бог миловал, потому что он денно и нощно молил его, и все обошлось. После легкого ранения попал он в полевой лазарет и целый месяц провалялся там на вонючем деревянном топчане, который пропах карболкой. Там ему один раненый ветврач, сосед по топчану, которого величали Изей Соломоновичем, открыл глаза, за кого они, кубанские казаки, не жалея живота своего здесь на фронте из кожи лезут и кровь проливают. Какие-то смешанные и не совсем понятные чувства сейчас овладели Петром Корнеевичем. Чувствовалось, что чахоточный прочно и надолго заронил в его душу негодующее чувство вопиющей несправедливости.

      Казалось бы, все невзгоды перенес Петр Корнеевич мужественно и стойко, как и полагалось настоящему кубанскому казаку, но перед Екатеринодаром на него накатило. За два года войны надоели придирки своих офицеров. До тошноты натерпелся издевательских унижений и от другого осточертевшего полкового начальства. Не с руки ему с ними стало в Кавнарском кавалерийском полку. Хватит! Эта занозистая и неотступная мыслишка засела и сверлила его голову уже давненько. И решил он наконец обозначить свою четкую гражданскую принадлежность, о которой в свое время не один раз напоминал и долго вдалбливал ему в замороченную голову в полевом лазарете его наставник Изя Соломонович. После этих проклятых наставлений ум у Петра Корнеевича совсем