Семь сестер. Люсинда Райли

меня дружелюбной улыбкой, когда я тихонько царапалась в дверь. А мне страшно нравилось просто сидеть в папином кабинете. Здесь он был самим собой, и все предметы вокруг отражали его истинную суть. Ряд мониторов на письменном столе с самой свежей банковской информацией. Большой видеоэкран на стене, всегда готовый включиться в режим интерактивной связи через спутниковые ретрансляторы с деловыми партнерами, разбросанными по всему земному шару. С особым интересом я разглядывала папины любимые и дорогие его сердцу сокровища, которые в беспорядке теснились на полках за его спиной.

      Впрочем, ничего из ряда вон. Он сам как-то сказал мне, что собирал эти свои сокровища, странствуя по всему миру. Среди прочего на полке хранился образ Богоматери в изящной позолоченной рамочке. Образок был такой миниатюрный, что с легкостью помещался на ладони. А рядом – старинная скрипка, потрепанный кожаный кошелек и разорванная книженция со стихами совершенно не известного мне английского поэта.

      Словом, никаких раритетов, ничего ценного. Вещи, которые дороги исключительно отцу как память о чем-то.

      Надо сказать, что в нашем доме вообще было мало по-настоящему ценных и дорогих вещей, хотя я не сомневалась ни на секунду: при желании папа мог бы с легкостью забить весь дом под самую крышу дорогущими предметами антиквариата и произведениями искусства. Но ничего подобного у нас не было, разве что пару живописных полотен и еще несколько каких-то артефактов. Мне даже казалось, что отец испытывал некую изначальную неприязнь к самому коллекционированию произведений искусства. Так, он откровенно надсмехался над своими богатыми приятелями, тратившими баснословные суммы на приобретение известных произведений искусства. Не раз он говорил мне, что в итоге все их покупки обретут свое место в какой-нибудь бронированной комнате, похожей на сейф, и все ради того, чтобы их – не дай бог! – не украли.

      – Произведение искусства должно быть доступно любому, – часто повторял отец. – Ведь в каждую картину художник вкладывает свою душу. Полотно, которое спрятано от людских глаз, превращается в пустышку. Оно ничего не стоит.

      А когда я осторожно возражала ему, говорила, что вот он, дескать, тоже имеет в своем распоряжении и огромную роскошную яхту, и целый самолет, он лишь удивленно вскидывал брови в ответ.

      – Ну как ты не понимаешь, Майя! – кипятился Па Солт. – Это всего лишь транспортные средства. Они имеют практическую ценность, и только. Сгори они завтра ясным пламенем, и я ни капельки не расстроюсь. С легкостью заменю их на новые. Что же до произведений искусства, то с меня вполне хватит и шестерых моих дочурок. Вот они действительно настоящие произведения искусства, мое самое главное богатство и сокровище. И все они незаменимы для меня. Потому что те, кого мы любим, эти люди поистине незаменимы. Запомни мои слова, Майя, ладно?

      И я действительно запомнила навсегда отцовские слова, сказанные много-много лет тому назад. Лишь один-единственный раз память меня подвела… О, как же я изнывала всеми фибрами своей души о том, что в