Последнее хокку. Сборник рассказов. Лариса Хващевская

по-прежнему не просто не отвечало, а подозрительно молчало. И Майко решила поехать туда сама. Погруженная в мысли о происходящих странностях, Майко пересаживалась с поезда на поезд. Ее станция временно была закрыта, и Майко вынуждена была добираться окольными путями.

      Она думала о словах Марата и не видела разумного объяснения. Вдруг Майко остановилась как вкопанная. На нее тут же налетели сзади, раздались возмущенные возгласы, но Майко не реагировала. Здания, дорогу к которому, ей казалось, она довольно хорошо знала, не оказалось. Ну, то есть дома были, вполне узнаваемые. Но здание, в котором размещалось издательство, исчезло. Не было и таблички. Не хватало еще заблудиться! Или у меня начались провалы в памяти? Майко вернулась и прошла по другому переулку. На всякий случай она еще раз позвонила.

      – Неправильно набран номер, – любезно равнодушно сообщил женский голос.

      Первой мыслью было позвонить Марату. Но Майко передумала: «Что я ему скажу? Привет, Марат. Ты знаешь, пропало здание издательства вместе с издателем кстати». Тут никакие дружеские отношения не помогут. Майко никогда не курила, но сейчас ей отчаянно захотелось это сделать. Сама не зная зачем, она открыла сумку и вдруг увидела белый прямоугольник бумаги. «Геннадий Михайлович Ольшанский». Вот, пожалуй, с кем она могла поговорить.

      Квартира у Геннадия Михайловича оказалось довольно уютной. Без модного металла и синтетики. Добротная мебель явно из настоящего дерева, солидный письменный стол, за которым хозяин, видимо, проводил много времени. И над столом миниатюра с японскими иероглифами: «Усо мо хобэн». «Ложь во спасение», – перевела Майко.

      Геннадий Михайлович протянул ей чашку с горячим чаем, очень душистым, умело заваренным.

      – Вы уверены, что не заблудились? – мягко спросил он.

      – Теперь уже не знаю. У меня иногда возникает странное ощущение ирреальности происходящего.

      – Может, это какие-то знаки?

      На Геннадии Михайловиче была темно-синяя бархатная куртка и кипельно белая рубашка. И он совсем не выглядел напуганным или удивленным.

      – Не помните вы девяностые. Вот мистическое время было. Исчезали целые организации, вагоны, партийный кассы, люди. И никто ничему не удивлялся, – иронично добавил Геннадий Михайлович.

      – Вы интересуетесь Японией? – Майко кивнула на миниатюру на стене и поставила чашку с чаем на стол.

      – Бывал там. И не раз. Удивительная страна. Удивительные люди. Почти инопланетяне. Знаете, что больше всего изумляет?

      – Их трудолюбие? Верность традициям?

      – Их отношение к природе.

      – Уважительное?

      – Благодарное. Это несмотря на тайфуны, землетрясения и прочие катаклизмы. Благодарность за то, что в большинстве своем она ласкова.

      – Да, – подхватила Майко. – А меня удивляет их способность созерцать. Не смотреть. Созерцать. Как удается сочетать новейшие технологии и внутреннюю неторопливость? И чуткость к красоте.

      Майко, как всегда, когда говорила об интересующем ее предмете,