Говорит и показывает. Книга 1. Татьяна Вячеславовна Иванько

в полутёмных утренних сумерках я вижу, как горит его взгляд:

      – Он… ничего… он ничего не сделал тебе?

      – Что сделал?

      – !!! – его лицо, глаза, брови красноречивее слов.

      И догадался же до всего. Никто больше не догадался бы, не подумал бы и тем более не почувствовал, никто даже не думает, что что-то такое… Да что они вообще думают обо мне?!..

      Но ты несправедлив, Ю-Ю!

      – Да ты что?! – я задохнулась, возмущённая, что он подумал обвинять Васю.

      Ю-Ю вдохнул, распустил густые брови:

      – Ладно, спать ложись. Скоро уж все вставать начнут…

      Я обняла его и поцеловала в тёплую, немного колючую щёку – не брился ещё.

      – С Новым годом, Ю-Ю! – и близко посмотрела в его синеющие глаза.

      – Да ну тебя, «С Новым годом»… – проворчал он, легонько оттолкнув меня и отправляясь к себе в комнату.

      Я разделась и легла под одеяло. Постель какая-то холодная.

      Меня жгли и вертели воспоминания о сегодняшней ночи, не давая уснуть. Как я сначала почти ненавидела эту Анну Олеговну, Васину маму, а она оказалась вовсе не такой, как я думала: не гадкой теткой, как представляется, когда думаешь о человеке, который пахнет так, как их комната. А Анна Олеговна маленькая, меньше, чем я, и глаза у неё огромные, печальные…

      И Вася… Вася… Я повзрослела сегодня на несколько лет. И то, что у нас случилось с ним, и что не случилось… Как бы я пережила, если бы случилось? Как бы пришла и увидела Ю-Ю, если бы случилось? Он вон как рассердился… ему ещё противно стало бы, что я… что я такая… Такая…

      Но при этом я знаю, что как это ни было бы ужасно потом, я позволила бы Васе. Хорошо, что он… что он такой. Настоящий. Настоящий мой друг.

      Но его поцелуи, его руки, запах его тела, вкус его губ, горячность его кожи… Весь он, в моих руках, так близко. Никто ещё не был со мной так близко.

      Я будто проснулась. Во мне что-то родилось и что-то умерло этой ночью. До вчерашнего дня была одна жизнь, с сегодняшней ночи началась другая. Всё по-другому. Я другая. Сам Вася другой.

      Я даже не думала о нём, как положено думать о мужчинах. То есть, конечно, только как о мужчине и думала, но… мужчины, они где-то Там… Не так близко… И я не представляла ни разу, что он целует меня. Ни разу. Но я вообще ни разу не представляла, что кто-то целует меня. Выходит, правильно, родители думают, что я ребёнок и не беспокоятся.

      До вчерашнего дня так и было.

      Но Вася оказался мужчиной. И он подошёл близко. И я теперь не ребёнок… Как страшно, волнительно и необычно. Как грустно, что вдруг от меня отрезали детство. Что теперь я… женщина?

      Какой ужас…

      Ветер усиливался на улице, завывая и высвистывая свою вечную и жутковатую мелодию. И снег валит всё гуще и его мотает как занавес капризной невидимой рукой то в одну сторону от окна, то в другую.

      Нарисуй нам, Мороз, круги на стекле.

      Пусть стучится в окна злая пурга.

      Нам тепло внутри

      И мы не боимся зимы.

      Если остывает в груди,

      Вот тогда мне страшно.

      Если останавливается кровь,

      Мне