Пробудившаяся сила. Сборник новелл. Елена Гвозденко

меня, женка этого бедового, Фомки. Спасла тогда Авдотья не только мужа, но и ребятишек окрестных.

      Летавице мало мужского обожания, она против всей сущности женской, против материнства. Народ верит, что там, где она появляется, гибнут дети, якобы высасывает она из них кровь юную. А не то ли наши светские прелестницы, ограничивающие свое влияние на чад лишь условностями приличия? Няньки, гувернантки присматривают за дитятей, пока мама в новинках – скороходах обольщает очередную жертву на балу.

      Вьюга набирала силу, взметая белые полотнища, пригибая к сугробам черное кружево голых ветвей.

      – Эх, погодка, – с какой-то удалью кричал Парфен в снежную пелену.

      – Не заплутаем?

      – Не должны. Тут уже близко.

      И правда, сквозь заунывность метели, раздался собачий лай. Лошадки побежали быстрее. Черные избы, распластанные под тяжестью снежных крыш, казались совсем уж крошечными.

      – К свату сначала заедем, пусть он кума предупредит, – твердо заявил возница, но тут же, осекшись, пробурчал, – народ у нас, сам знаешь, барин, не каждому готов байки рассказывать. А тут свояк, не откажет.

      – К свату, так к свату. Посмотрю на твою дочку.

      В жарко натопленной избе свата всегдашняя крестьянская круговерть. Матренка, вместе со старшей хозяйкой, хлопотали у печи, еще одна молодка собиралась к проруби, белье полоскать. Сыновья что-то мастерили во дворе. Сам хозяин сидел у окна и починял тулуп. Завидев гостей, домочадцы набились в избу, посмотреть на барина, что привез им сват. А Парфен, гордый знакомством со мной, чинно перекрестился, с каким-то подчеркнутым достоинством представил меня, а уж потом полез за пазуху и вытащил узелок – гостинец дочери. Этот узелок смутил меня, не выдумал ли хитрый мужичок историю, чтобы прокатиться с оказией до своего чада?

      Уже за чаем, барской забавой, ожидая кума Фомку, за которым послали старшего сына, хозяин, седой Макар, похмыкивая в пегие усы, подтвердил:

      – Было дело, барин, годков пятнадцать тому. У нас вся деревня чуть не сгинула тогда, ребятишки умирать начали.

      – А сам-то видел Летавицу?

      – Бог миловал, – Макар перекрестился, – ну ее, нечисть поганую. Слыхал, много семей порушила, парней до петли довела.

      – Будто и удержаться нельзя? Чем же она так хороша?

      – Чем хороша, не знаю, не видывал, – хозяин перешел на шепот и все косился в угол, где гремела ухватами жена, – а люди говорят, что уж больно в ведьмовстве сведуща. Тем и прельщает. Да об этом лучше с Фомкой говорить.

      В дверях появился Фомка, окутанный туманом морозного воздуха. Высокий, статный, в длинном полушубке, с заиндевевшей бородой, словно Мороз Иванович из сказки.

      – Здоровья, честной компании, – протрубил, перекрестившись.

      – По твою душу, гостюшки дорогие, – подскочил Макар к приятелю, – снимай, снимай, что застыл-то? – Хозяин стащил с гостя тулуп и подтолкнул к столу.

      Фомка присел на самый краешек лавки.

      – Я,