Пять рассерженных жён. Людмила Милевская

беззастенчиво. И полное отсутствие благодарности. Каждая отщипнула от него по квартире и, я уверена, до сих пор трясут его как грушу: то на это дай, то на то, иначе куда идут его гонорары? А их у него немало! Нет у этих тварей сознательности. Да таких мужиков надо ценить на вес золота!»

      – Ничего, я за них возьмусь, – пообещала я. – Видели, они пулей вылетели отсюда.

      Фрол Прокофьевич посмотрел на меня с восторгом и сказал:

      – Не ожидал! Все получилось даже лучше, чем я предполагал! Свершилось! Теперь они оставят меня в покое!

      – Не радуйтесь, – предупредила я. – Теперь они не оставят в покое меня. Куда вы думаете пошли эти змеи?

      – Куда?

      – Сдавать друг другу яд. Скоро они вернутся, и мало нам не покажется. Вы ещё прощение у них просить будете и с позором изгоните меня.

      И Фрол Прокофьевич, бия себя в грудь кулаком мне поклялся, что никогда не произойдёт такого.

      – Что бы ни было, я устою, – пообещал он. – Ведь у меня же теперь и перед вами обязательства.

      – Вот только в пылу сражения не забудьте об этом.

      – Нет, конечно, не забуду!

      – Хорошо, – сказала я, – тогда облегчим вашу участь и перенесём поле боя на кухню, а вы оставайтесь здесь и смотрите телевизор.

      И я бесстрашно отправилась на кухню.

      Боже, какой там был гвалт. Впрочем, он прекратился, как только я вошла. Не буду говорить сколько излилось на меня ненависти. Липким облаком она повисла в воздухе, но мне плевать.

      – Что за истерика? – строго сказала я, изящным движением поправляя на носу свои леопардовые очки. – Уж от тебя-то, Тамарка, я не ожидала. Ты что, все ещё любишь его?

      – Я его ненавижу! – процедила она. – Но и от тебя, Мама, не ожидала. Евгений, такой парень…

      – Успокойся, – оборвала её я. – Разберусь без тебя. Вы вот что, девочки, поели, попили, тосты свои дурацкие произнесли и вперёд к своим мужьям, а моего оставьте в покое. И чтоб вам не было скучно, скажу: это последний день рождения, где я видела ваши отвратительные рожи. Исключая, Тамарка, тебя, – опомнилась я. – Ты можешь приходить, но уже в другом качестве – в качестве подруги. Вот так-то милые, сдавайте ключи.

      Что тут началось. Визгу было, хуже чем в свинарнике. Каждая кричала о своём и никто никого не слушал. Я кричала одно:

      – Не отступлюсь! Вы и мне и Фрысику надоели! Сдавайте ключи!

      – Нет, – вдруг громче всех завизжала Полина, – пусть он скажет мне!

      И она побежала к Фролу Прокофьевичу. Я не была уверена в его моральной устойчивости, а потому хотела бежать за ней, но все дружно на меня навалились и не пустили.

      – Пусть разберётся с этим негодяем, – задыхаясь от усилий (я оказывала достойное сопротивление) прохрипела Тамарка.

      Кроме неё на мне висели Татьяна и Изабелла. Зинаида, слава богу, была занята – она курила, сбивая пепел в оригинальную ловушку для тараканов, изобретённую ею самой.

      Я не стояла на месте, а старалась вырваться изо всех сил, и вырвалась бы безусловно, если бы не леопардовый