Призрак прошлого. Людмила Белякова

свой счет этого не принимай, ладно?

      – А что? – вдруг, сам того не ожидая, засмущался Андрей.

      – Просто я сказала, что почти все мужики как коты: где им хорошо, там и живут. И если у тех людей ее сыну лучше, это их заслуга, и туда, где ему хуже, он добровольно не вернется – ворожи не ворожи.

      – Чего обижаться, – хохотнул Андрей, – что правда, то правда. Все мы такие. Где пирожки, там и мужички.

      Ксения Петровна улыбнулась:

      – Пирожки сейчас выну. Будешь есть, сколько захочешь.

      – Ага… А та дама чего?

      – Оскорбилась. Сказала, что не ожидала такого от приличной женщины и матери.

      – А вы?

      – А что я – молчать должна? У меня сын ненамного моложе. Я ответила, что от хороших матерей дети не убегают.

      – К ним даже другие прибегают.

      Ясновидица опять улыбнулась. Вытащила из духовки противень с пирожками, ловко скинула их на блюдо и, покрыв старомодным вафельным полотенцем, отставила на подоконник. Села напротив, взглянула на Андрея с готовностью слушать. Он не замедлил обрушить на нее бурный поток отчаяния:

      – Где она, Ксюша Петровна, а? Скажите мне! Я страдаю! Мне выть хочется – у-у!

      – Вот уж не надо… Она мне звонила. Сказала, будет работать с детками в летнем лагере, воспитателем и тренером по легкой атлетике. Для проверки… результатов.

      – А почему она со мной не увиделась? Не захотела, да? Противен я ей, что ли?

      – Ну, совсем и нет. Она же не уверена… что все случилось… что все закончилось благополучно. Боялась тебе навредить. Только поэтому.

      – Я не верю. Она просто не хочет меня видеть.

      Андрей слышал, что говорит голосом капризного, обиженного мальчика, но сделать ничего не мог.

      – Анечка… она к тебе очень хорошо относится.

      – Правда?

      – Правда.

      – Но мне этого мало!

      – Я понимаю, но многого от нее сейчас требовать нельзя. Ты же лучше других знаешь, что она пережила. Другие бы и не поверили…

      – А почему, почему она не может пережить этот период со мной? Я же ей помог, не другие!

      Андрей подпер щеку рукой и, пригорюнившись, уперся взглядом в буфет образца семидесятых годов прошлого века.

      – Так ты от чего страдаешь – от того, что Аню любишь, или от того, что она не рыдает у тебя на груди от благодарности?

      Ксения Петровна ехидно прищурилась, склонила голову к плечу – как она делала, когда старалась что-то выловить из общевселенского потока информации.

      – Я от всего страдаю, совокупно. Пусть бы она не рыдала от благодарности, но вот у меня на груди – это было бы очень желательно. Подскажите, как ее найти, а?

      Ксюша Петровна поставила тарелочку с пирожками перед Андреем и встала, чтобы поставить чайник.

      – Не беспокой ее пока, Андрюша. Не время пока для вашей… новой встречи. Пусть все забудется, померкнет. Зачем вам с ней плохое в новую жизнь тащить? Это неразумно.

      Андрей вздохнул:

      – Я знаю, что неразумно. Но мне от этого не легче. Вдруг она там кого-нибудь встретит?

      – Пирожки