Екатерина Великая и Потёмкин: имперская история любви. Саймон Себаг-Монтефиоре

сияющая кожа, а из-за царственной осанки она казалось выше, чем была на самом деле. Начинающуюся полноту императрица скрывала, неизменно надевая «широкие платья с пышными рукавами, напоминавшие старинный русский наряд» [5]. Все отмечали ее «достоинство, смягченное грацией» [6], благодаря чему Екатерина была «по-прежнему красивой, необыкновенно умной и проницательной, но романтичной в своих сердечных предпочтениях» [7].

      Екатерина и Потёмкин вдруг стали совершенно неразлучными. Когда они расставались, всего лишь расходясь каждый в свои покои, то принимались самозабвенно писать друг другу письма. К счастью для нас, они оба прекрасно умели выражать свои чувства, и слова очень много для них значили. Порой они успевали обменяться несколькими записками в день, и эта переписка скорее напоминала телефонные звонки или даже электронные письма. Обычно записки отправлялись без подписи, поскольку одновременно содержали и тайные любовные признания, и обсуждения дел государственной важности. Почерк Потёмкина, удивительно мелкий и небрежный для такого великана, со временем становился все хуже, пока к концу жизни не потерял всякую удобочитаемость на каком-либо языке. Письма написаны на русском и французском, которые порой сменяют друг друга совершенно хаотично; сердечные дела они чаще обсуждали по-французски, государственные – по-русски. Сохранилось огромное множество этих записок, свидетельствующих о политическом союзе и о любви длиною в жизнь. Некоторые из них – вполне в духе времени, а иные читаются так свежо, как будто принадлежат перу наших современников. Какие-то могли быть написаны лишь императрицей и государственным служащим, а другие говорят на языке любви, что так хорошо знаком всем чинам и эпохам. До нас дошли целые беседы: «Поезжай, голубчик, и будь весел», – пишет Екатерина Потёмкину; он уезжает, а вернувшись, присылает записку: «Матя, мы вернулись, теперь хотим ужинать». На это Екатерина отвечает: «Боже мой, кто бы мог подумать, что вы вернетесь?» [8]

      Императрица называла своего возлюбленного «душенька», «сударка», «милушенька» и «bijou» («сокровище»). Позднее она будет часто обращаться к нему «батюшка», «батинька» или «папа» и придумывать бесконечные уменьшительные от имени Григорий: Гриша, Гришенька, Гришенок и даже Гришифишенька. В разгар их любви эти прозвища стали еще более красочными: «мой золотой фазан», «индейский петух», «голубчик мой дорогой», «tonton» (юла), «душа моя милая», «попугайчик», «волк», «птица» и множество других, отражавших характерное для него соединение силы и чувствительности. Если он заигрывался, она иронично ставила его на место обращениями «милостивый государь», «господин подполковник» или «ваше превосходительство». Когда Екатерина жаловала ему новый титул, ей нравилось обращаться к нему соответственно.

      Потёмкин почти всегда называет Екатерину «матушка» или «государыня» (или соединяет два эти обращения). Иными словами, он осознанно решил обращаться к ней так, как велит старорусский обычай, а не называть ее Катенькой