Екатерина Великая и Потёмкин: имперская история любви. Саймон Себаг-Монтефиоре

которая хвасталась, что возвела императрицу на престол, насмехалась вся страна [30]. Вслед за елизаветинскими приближёнными канцлером Воронцовым и Иваном Шуваловым Дашкова была вынуждена отправиться «путешествовать за границу», по сути – в щадящую ссылку на европейские курорты.

      Екатерининский двор представлял собой калейдоскоп постоянно сменявших друг друга и соревновавшихся партий, то есть групп лиц, связанных между собой узами дружбы или родства, а также алчностью, любовью или схожими убеждениями, пускай и весьма туманными. Они ориентировались на один из двух полюсов: придворный служитель мог быть сторонником союза с Пруссией или с Австрией и поддерживать либо императрицу, либо наследника. Все руководствовались элементарной корыстью: «Враг моего врага – мой друг».

      Первый внешнеполитический успех нового режима не заставил себя долго ждать – польская корона увенчала голову недавнего любовника Екатерины. Вскоре после переворота, второго августа 1762 года, Екатерина пишет Станиславу Понятовскому: «Высылаю Вам срочно графа Кайзерлинга в качестве посла в Польше, чтобы он, в случае смерти Августа III, сделал Вас королем польским».

      Этот эпизод часто считали императорским капризом, способом отблагодарить Понятовского за былые любовные утехи. Однако со Светлейшей Речью Посполитой Польской дела обстояли не так-то просто. Польша была во всех отношениях уникальной европейской страной, приводившей всех в бешенство своей противоречивостью и абсурдностью: это были по сути дела два государства, Королевство Польское и Великое княжество Литовское. У них был общий парламент – сейм – и два отдельных правительства; их короли избирались и не обладали почти никакой реальной властью: назначая сановников, они не могли отправлять их в отставку; власть же шляхты, польского дворянства, была почти неограниченной. В избрании сейма участвовала вся шляхта, составлявшая почти 10 % всего населения государства, что делало Польшу более демократической страной, чем Англия. Одного голоса против – т. н. liberum veto – было достаточно, чтобы аннулировать решение сейма, и потому наибеднейший дворянин мог стать могущественней короля. Из этой ситуации был единственный выход: шляхта имела право сформировать Конфедерацию, временный альтернативный сейм, который существовал лишь до тех пор, пока он не выполнил свою цель, а затем распускался. На деле же Польшей управляли богачи-царьки, владевшие землями размером с небольшие государства и собственными армиями. Поляки невероятно гордились своей странной конституцией, из-за которой в этой огромной стране царил постыдный хаос, и считали, что это не хаос, а драгоценная свобода от излишних ограничений.

      Выборы польских королей были излюбленным видом дипломатического спорта в восемнадцатом столетии. На этом дипломатическом турнире соперничали Россия, Пруссия, Австрия и Франция. Традиционно Версаль пользовался поддержкой трёх союзников на Востоке: Османской империи, Швеции и Польши. Но с