Гёте. Жизнь как произведение искусства. Рюдигер Сафрански

[105]. После, казалось бы, спокойной констатации того, что начались их отношения с любви, а заканчиваются дружбой, интонация резко меняется. «Впрочем, с моей стороны нет, – пишет он далее. – Я по-прежнему люблю ее, так сильно, Господи, так сильно»[106]. Для Гёте эта история еще не завершена. Он не хочет расставаться с возлюбленной, но в то же время считает недопустимым давать ей надежду. Он чувствует себя виноватым и, чтобы снять бремя вины, мечтает, чтобы она нашла себе «достойного мужчину», как бы он был этому «рад»! Он же, как он ей обещает, не причинит ей боли, связав свою судьбу с другой женщиной. Он будет ждать до тех пор, пока не увидит ее в объятьях другого, и лишь тогда будет чувствовать себя свободным для новой любви[107].

      Если судить по письмам Беришу, складывается впечатление, что инициатором расставания был именно Гёте. Если же обратиться к более позднему изложению событий в «Поэзии и правде», то картина получается иной. Здесь Гёте изображает себя мучителем вроде Эридона, которым «овладела злая охота устраивать себе развлечение из страданий возлюбленной, унижать ее преданность произвольными и тираническими причудами». Так, например, он срывал на ней «злость» на неудачу в поэтических опытах, так как был слишком уверен в ее преданности. Эта «злость» облекалась в «глупейшие вспышки ревности», которые девушка долгое время сносила «с невероятным терпением». Но потом он стал замечать, что она – отчасти из чувства самосохранения – стала отдаляться от него. И лишь теперь она и в самом деле стала давать ему повод для ревности, которая прежде не имела под собой оснований. Между ними происходили «страшные сцены»[108]. Отныне ему действительно приходилось бороться за ее любовь. Но было уже поздно. Он ее уже потерял.

      Впрочем, тогда он еще не понимал этого столь ясно, во всяком случае, в письмах к Беришу он излагает свою историю иначе. Здесь он выбирает более удобную версию, согласно которой решение расстаться исходило от него.

      В эти дни любовных переживаний Гёте ищет противовес своим страданиям в практических занятиях искусством, а именно рисованием и живописью в Академии художеств у Адама Фридриха Эзера и гравюрой у Иоганна Михаэля Штока. С Эзером он познакомился еще на втором курсе и высоко ценил его. Эзер занимал должность директора недавно основанной Лейпцигской академии искусств в Плейссенбурге[109] – он был теоретически высокообразованным и практически универсальным художником. Студенты и заказчики души в нем не чаяли, и причиной этого был не только его талант, но и общительность, и чувство юмора. От заказов у него не было отбоя. Он расписывал алтари и театральные занавесы, рисовал иллюстрации к книгам и миниатюры, давал советы князьям и дворянам по украшению их замков и садов. В Дрездене, где прежде работал Эзер, его ближайшим другом и соседом был Йоахим Винкельман, и летом 1768 года он ожидал его возвращения из Италии. Гёте, которому Эзер с выражением глубочайшего почтения дал прочесть сочинения Винкельмана и который старательно и также с некоторым благоговением изучил их, страстно желал увидеть воочию этого человека, ставшего настоящей знаменитостью.

106

WA IV, 1, 159 (26.4.1768).

107

WA IV, 1, 157 (март 1768).

108

СС, 3, 240.

109

Плейссенбург – крепость на окраине Лейпцига. К описываемому периоду Плейссенбургская крепость окончательно утратила свое военное значение. Лейпцигская академия искусств располагалась в здании крепости с 1765 по 1790 год.