Теория поля. Леонид Дюк

достаточно поставить детектор возле одного из отверстий. При этом, если он ничего не зафиксирует, будет означать, что электрон прошел через второе, не испытав, заметь, при этом никаких внешних воздействий. И тем не менее интерференционная картина переставала наблюдаться. Наше незримое присутствие локализует частицу! Едва только мы про нее узнаем, она тут же перестает проявлять свойства неопределенности. Квантовая физика предлагает вероятностные объяснения данной экспериментальной картины. Возникает волновая функция, которая описывает распределение вероятностей для частицы.

      – А Эйнштейн с этим яростно боролся?

      – Да, но без его резкой критики и упорного неприятия квантовой теории, без поиска противоречий в каждом новом шаге развитие квантовой физики надолго бы затянулось. Это признавал сам Бор. Они спорили не только в прессе и на конференциях. Они спорили и при многочисленных личных встречах. Но, несмотря на это, они безмерно уважали и восхищались друг другом. Они чисто физически не могли стать врагами. На научных конгрессах они непрестанно искали друг друга, постоянно нуждались друг в друге. Потому что оба страстно желали этого спора, потому что оба были безумно жадны до истины. Их постоянно видели вместе. Утром Эйнштейн выдвигал очередной мысленный эксперимент, приводящий к парадоксу, вечером Бор его успешно опровергал. Да, каждый из них хотел победить в споре. Но только не ценой истины и не ценой чести, как бы это банально ни звучало!

      – С тобой так интересно! Ты так много знаешь! Повезет же твоим детям, столько всего сможешь рассказать им, научить!

      – Наверное… Не знаю, пока не могу представить себя в роли отца. Кстати о детях – ты знаешь, а ведь в школе я был троечником и по физике, и по математике. Почти как Эйнштейн.

      – Не может быть!

      – Еще как может, – и Арсений, коротая время в московских пробках, поведал ей о своих приключениях со школьными учителями.

* * *

      Козырев влюбился в физику сразу же, едва только в шестом классе средней школы у них появился этот предмет. Молодой преподаватель Сергей Михайлович Захаров был настоящим подвижником науки, подлинным энтузиастом, безгранично преданным однажды выбранной профессии. Он ворвался в учебный кабинет с горящими глазами, обвел беглым взглядом шестиклассников и прямо с порога, забыв обо всех полагающихся в подобной ситуации формальностях, вывалил на бедных «новобранцев» целый поток разнообразнейшей информации. А повод для столь возбужденного состояния присутствовал, и при том весьма немалый: в Большом Магеллановом Облаке, одной из трех галактик, видимых с Земли невооруженным взглядом, только что взорвалась сверхновая. Подобное случается лишь раз в четыреста лет, поэтому неудивительно, что астрономическая, да и вся физическая общественность была охвачена в то время приятным волнением. Что же касается Сергея Михайловича, то он ни о чем другом даже думать не мог! Вот если бы Захаров так и оставался учителем Козырева до самого выпускного класса… лучшего педагога трудно было