Брат ответит. Анна и Сергей Литвиновы

крутившие сальто, его не интересовали. Он не сводил глаз с детей, кто примитивно скачет вверх-вниз. А вскоре оттаял настолько, что сам стал прыгать. Смотрелся еще смешнее, чем малыши. Посетители его за робота принимали: амплитуда всегда одинаковая, в сторону ни шагу, руки скрещены, посадка головы строго вертикальная, лицо отсутствующее. И терпение адское – мог час прыгать, два, три, пока не падал от усталости.

      Федор даже короткое видео снял, показал в Центре, куда продолжал водить Ярика. Там изумились: чуть ли не первый случай в мире, когда больной аутизмом освоил батуты. Федора дружно уговаривали доклад сделать. Обещали на английский перевести, за границей издать.

      Но по-научному молодой спортсмен выражаться не умел, а общие слова про свободу полета и приятно пустеющий во время прыжков мозг писать не хотелось.

      Он гордился, что жизнь своей семье сумел устроить, что милостыни ни у кого не просит. Что даже автошколу закончил и, может, со временем накопит и на машину.

      В любви только не везет.

      Но оставалось радоваться тому, что есть.

      Мать кое-как ведет хозяйство, пьет в меру. Брат – пусть не превратился в полноценного члена общества – особых тягот не доставляет. И повинуется старшему беспрекословно.

      …Вот и сегодня Федор не сомневался, что решит проблему за минуту. Подумаешь, ранку вздумал ковырять! Взял Ярика за руку, сказал строго:

      – Нельзя.

      – Буду, – сердито ответил младший.

      И попробовал вырваться.

      Обычная и полностью нормальная первая реакция.

      – Нельзя! – повысил голос Федор.

      Сильно сжал ладони Ярика – боль всегда отрезвляет. Потом отпустил, протянул брату четки. Главное – переключить внимание.

      Тот насупился – и четки отшвырнул.

      В Центре предупреждали: шестнадцать лет для больного аутизмом – возраст сложный. Половое созревание завершилось, тело требует, а мозг не понимает, что организму надо.

      – Будешь ковырять – врежу. Конкретно, – пригрозил Федор.

      И кивнул матери:

      – Дай пластырь.

      Ловко заклеил ранку. Снова повторил:

      – Не смей больше трогать.

      Однако Ярик сорвал пластырь и ковырнул царапину с такой силой, что кровь струей брызнула.

      А вот это уже бунт.

      – Я предупреждала, – проскрипела матушка, – время придет – он и тебя перестанет слушаться.

      Применить конкретную силу – дать пощечину, прижать брата к стене и снова заклеить рану – ничего не стоило. Но Федор решил попробовать договориться. Перестал нападать и спросил участливо:

      – Проблемы, бро?

      – Бро… – повторил Ярик.

      – С девушкой поругался? – подмигнул Федор.

      Он прекрасно знал, что девушки – как и любые другие люди, кроме самого себя – брата не интересовали.

      Зря он на человеческие разговоры время теряет. Сейчас Ярик бесконечно заладит, как всегда бывало с новым для него словом: «Бро, бро, бро…»

      Но