Руки, полные пепла. Мэй

успел переодеться. Почти сразу после этого ввалился Майки, рассказывающий непристойный анекдот, и Эллиот, на ходу снимающий очки и протирающий их футболкой. Почти сразу за ними появилась и Роуз вместе с меланхоличным Стивом.

      – Ты видел, сколько народу перед клубом? – с горящими глазами спросил Майки. – Если ты сегодня не выложишься на полную, я тебя убью.

      Гадес усмехнулся:

      – Чтобы факелы сами зажигались от нашей энергетики?

      – Пофиг на факелы, пусть девки рвут на себе футболки и просят расписаться на груди!

      – Майки расстался с очередной пассией, – сообщил Эллиот, почти утыкаясь носом в зеркало, чтобы вставить чернильную линзу. – Теперь он в активном поиске.

      Роуз застонала: когда Майки искал девушку, лучше было не стоять на пути. А еще это означало, что если не найдет, то напьется в баре.

      – Ну вас! – заявил Майки.

      А молчавший большую часть времени Стив заметил:

      – Главное, выбирай не по размеру груди, как ты обычно делаешь.

      – Вы ничего не понимаете в женщинах.

      – Особенно я, – вставила Роуз. – Вы, кстати, помните, что к факелам близко не подходить? Опалите свои прекрасные тушки.

      – Зато какое будет шоу! – мечтательно сказал Майки, за что тут же получил от Роуз полетевшими в его сторону чьими-то штанами из общей кучи вещей. Судя по протесту Стива – его.

      Они еще долго обсуждали концерт, клуб и девушек Майки – до самого момента выхода на сцену, так что Гадес с досадой тряхнул головой: он рассчитывал хотя бы поговорить с Гипносом до выступления. Просто на всякий случай. Но тот вместе с остальными уже вышел на сцену под оглушительный рев толпы.

      Они были рады им.

      И огонь из факелов взметнулся, приветствуя «Стикс течет вспять», а Майки и Эллиот вступили с первыми гитарными риффами.

      Понадобилось ровно две песни, чтобы раскачать собравшуюся в зале толпу.

      А на третьей Гадес заметил Софи. Прожекторы осветили зал, и Гадес выхватил взглядом ее маленькую фигурку и распущенные рыжие волосы. Она стояла вместе с Сетом, Нефтидой и Амоном у дальней стены. Это немного успокоило: в окружении стольких богов Персефоне ничего не угрожало.

      А еще Гадес знал, что ее взгляд прикован к нему. Возможно, она этого даже не понимала. Но видела только его.

      Сам Гадес, смотря на Софи, не мог знать, как она полчаса выбирала корсет, разложив на кровати все, что у нее имелись. Как три раза переделывала прическу, остановившись в итоге на распущенных волосах. Но Гадес смотрел на Софи и видел ее истинную, которая многие сотни лет назад съела гранатовые зерна, чтобы навсегда остаться рядом с ним в окружении фиолетовых искр и асфоделей.

      И ни разу не пожалела.

      Этим вечером Гадес пел только для нее. Он не говорил этого вслух, но каждая песня была посвящена только ей. Текстом каждой он говорил только с Софи. И его бархатистый голос, обращенный ко всем, на самом деле предназначался только ей. Прикасался к ее волосам, проходил, будто прикосновение, по щеке и обнаженным рукам, проникал сквозь кожу. Лаская