История одной истерии. Ирина Потанина

же день работаем! Вы должны меня понимать! Если я говорю «подвиньте стол» – значит, я просто оговорилась! Надо двигать ширму. Неужели непонятно?!

      Зинаида Максимовна грозно сверкнула глазами в ответ на мой сдавленный смешок, после чего быстро стащила с ноги тапку и, не целясь, запустила ею в нарушителя тишины. Стоптанная розовая тапка просвистела прямо у меня над ухом и приземлилась чуть дальше. Настасья радостно кинулась ее искать. Честно говоря, я уже ничего не понимала в происходящем, только удивлялась, почему меня пытается нанять режиссерша, а не театральный коллектив, с целью грамотно составить жалобу на недопустимое обращение руководителя с участниками труппы.

      – Ксения! Ты же главная героиня! Где твоя легкость? У… коровище!

      Последнее высказывание меньше всего можно было отнести к тоненькой девочке на сцене. Я собиралась поделиться своим возмущением с Настасьей, но вдруг обалдела. Зинаида Максимовна, быстро скинув вторую тапку, легко влетела на сцену, привстала на носочки, невероятно легко несколько раз обернулась вокруг собственной оси, после чего, подобрав рукой подол широченной кофты, нависающей поверх спортивных брюк, села на продольный шпагат. В зале одобрительно загудели. Я немедленно забыла о запущенной в меня тапке и восхищенно следила за режиссершей.

      – Вот! – аккуратно раскладывая подол кофты вокруг себя, пробасила режиссерша. – А ты что делаешь?!

      – Зинаида Максимовна! – Ксения вдруг, явно после долгих внутренних мучений, решилась заговорить. – Я хотела сказать… Ребята, – обратилась она ко всем, – простите… Я ухожу из театра. – В глазах у девушки стояли слезы. – Мне отец не разрешает сюда ходить.

      – Ты что? – чуть слышно проговорил Кирилл, хищно хватая девушку за руку. – Не выдумывай…

      – Пусти! – Ксения резко вырвалась.

      По залу прокатилась почти физически ощутимая волна отчаяния. Зинаида Максимовна молча встала. Обулась, даже не поблагодарив Настасью за доставку розовой тапки. Спустилась в зал. Тишина становилась гнетущей. Кажется, никто не дышал.

      – Что ж. Я не в силах тебе препятствовать. Уходи, – очень серьезно произнесла наконец режиссерша. – Странно. Мне казалось, в двадцать лет люди могут самостоятельно принимать решения.

      – Могут, – чуть слышно произнесла Ксения. – Это и мое решение тоже. – Девушка говорила, не обращая внимания на бегущие по щекам крупные капли. – Я боюсь, Зинаида Максимовна. Боюсь этой роли, боюсь этого театра. Да что греха таить, – Ксения перешла на крик, – все здесь боятся! Неужели вы думаете, что одного вашего указания «работайте и не бойтесь» достаточно, чтобы притупить наш страх?! Я так больше не могу. Извините. Я ухожу.

      Девушка быстро сбежала по ступенькам в зал, на ходу швырнув на гладкую поверхность фортепьяно измятую папку с надписью «Роль». Зинаида Максимовна молча проводила глазами выскальзывающие из папки и сыплющиеся с фоно на пол желтоватые листы.

      – Если все действительно согласны с мнением Ксении, – режиссерша смотрела теперь прямо перед собой, –