игрушек. Правда, мне ни разу не посчастливилось купить их в магазине, несмотря на регулярные набеги в «Детский мир» и «Лейпциг». Трафик движения индейских фигурок в СССР осуществляли, в основном, ездившие в загранкомандировки или редкие зарубежные туры чьи-то отцы, дяди, дальние родственники и знакомые. Ценность этих фигурок на нашем школьном рынке была огромна, обладатель нескольких индейцев слыл богачом, вызывая зависть однокашников. Ходила легенда о том, что один мальчик из параллельного класса имел столько индейцев, что после игр в песочнице он не досчитывался нескольких пластиковых воинов, но совсем не огорчался; их у него так много, что и не жалко потерянных, а в случае чего отец ещё сколько угодно привезёт. Мы, ясное дело, периодически проверяли ту песочницу, но безрезультатно. Я своего первого индейца выменял на настоящий «индейский» (кухонный) нож, а потом удалось уговорить брата того легендарного мальчика продать партию вновь поступивших фигурок за баснословную по тем временам сумму – 10 фигурок по 75 копеек за штуку (для сравнения – наш оловянный солдатик стоил 4 копейки, набор пластмассовых чапаевцев – 30 копеек). А дальше дело пошло – один из обладателей индейцев в нашем классе оказался патологически слаб в изучении французского языка и предложил мне расплачиваться бесценными фигурками за возможность списывать мои вытягивающие на твёрдую тройку домашние задания. Теперь подобные «сокровища», чаще всего хранящиеся в коробках из-под обуви на антресолях, может продемонстрировать каждый индеанист того поколения. По наследству передавать не пришлось, потому что современных детей такие игрушки не интересуют.
Другие предметы роскоши – перья хищных птиц. Главный источник поступления – чучела в школьном кабинете зоологии (я лично добыл четыре орлиных крыльевых пера, и два выменял) и зоопарк (я в число счастливчиков не попадал).
Книги про индейцев, фотографии и вырезки из журналов и газет тоже представляли собой великую ценность. Иногда можно было раздобыть их легально, то есть купить в магазине, но чаще приходилось совершать набеги в школьные и районные библиотеки. Иногда книга тайно «реквизировалась» на месте, иногда «терялась», иногда подвергалась той или иной степени коррекции виде сокращения картинок и страниц. Толстые энциклопедии и подшивки журналов, то есть, то, что не давали домой, и нельзя было незаметно «реквизировать», нещадно подвергалось купированию на месте.
Ещё одна форма этнографического вандализма – граффити. Не дурацкие слова на заборе, а настоящие рисунки в относительно реалистическом виде на партах. В каждом классе было несколько парт, старательно разрисованных орлиноносыми профилями индейских вождей. А однажды я увидел настоящие произведения искусства, просто картины огромных размеров, мастерски выполненные неизвестным поклонником индейцев
