Верховный пилотаж. Баян Ширянов

после прихода наступаешь ты, и длишься, длишься, длишься…

      О, таска!

      Непредсказуемы твои заморочки!

      Именно на тебе торчки пидарасят квартиры до зеркального блеска… Именно на тебе торчки разбирают на мельчайшие составляющие все, что попадется на глаза… Именно на тебе происходит почти все, что вошло в книги мои… Ведь на тебе и только на тебе люди начинают так чудить, что даже мне это описать целиком и полностью не под силу!

      О, таска!

      Крепко жму могутную руку твою и пою тебе сию оду!

      11. Канюльщик.

      (Ходит по винтовым хатам, выпрашивает юзаные баяны. Потом из канюль выбирает контроль с винтом и трескается.)

      65. Камень.

      Седайко Стюмчек попал как-то в больничку с почечной коликой. Там его разрезали. И даже зашить обратно не забыли. А как сувенир, вручили огромную каменюку. И было в ней чистого весу четыре целых и восемьсот двадцать сотых грамма.

      А еще Седайко Стюмчека предупредили, чтобы он торчал поменьше.

      Он сперва не въехал. Думал, из-за того, что его наркоз плохо брать стал.

      Он камешек этот в коробочку пластиковую-прозрачную поклал, и на полку поставил. Чтоб показывать всем. Ну, показывал, показывал…

      А потом срастил.

      Камень-то у него оксалатный был. А оксалаты эфедрина и первитина в воде нерастворимы.

      Как срастил он это, так камушек подальше и убрал. На черный день.

      Но наркоманы-пидарасы его все равно спиздали.

      (Или убить его на хуй? А потом Семарь-Здрахарь пиздит этот камень у родаков Седайки. Старчивает его и идет работать в морг. Искать такие каменюки у дохлых винтовых.)

      ((NB. Нарастить!!!))

      4. Обет.

      Это короткая история моего торчания и того, что было вокруг.

      В детский сад не ходил, и поэтому торчать начал поздно, в школе.

      Начал не с анаши, как все нормальные люди, а с самодельного фенамина.

      Был он почище аптечного. Мы ж туда ничего лишнего не добавляли. Прямо порошок жрали. Половину чайной ложки – ам! И фантой запить. Порошок-то рыхлый был. Пол чайной ложки – как раз двести-триста миллиграмм.

      А до того рылись в читалке МГУшной библиотеки в «Chemical Abstracts». Потом искали, читай, искали где спиздить, нужные химикаты. А найдя, естественно, пиздили.

      Потом варили. Много. Сразу. Полкило, конечно, не было, но грамм четыреста пятьдесят. Выход же в реакции не стопроцентный. Да и при перекристаллизации потери. А хули нам? Граммом больше, граммом меньше.

      И вообще, фен, да и мет, до кучи, тогда наркотиками не были. Лекарства такие. Стимуляторы. А то, что мы их без назначения врачей хавали – так то кому какое дело? Едят же люди аспирин без рецептов?

      Потом – институт. Химический, конечно. Мы там быстренько развернулись… А потом, года через два, нас свернули. Дохимичились, что называется. Или доторчались.

      Нагрянули мусора, и всех повязали.

      Вещдоков выгребли в общей сложности, три грузовика. И то, нашли далеко не все.

      Потом следствие, суд. Весело было. К следаку, на суд все стимульнутые приходили. Кто ходить мог. Остальных