Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения. Андрей Фурсов

Речь о другом.

      Выше уже говорилось, что Маркс создавал свою теорию и идеологию на основе комбинации элементов европейского наследия. Этот подход можно использовать в строительстве новой идейной системы. Например: субъектность, но индивидуальная, а не квазиколлективная, как в античном полисе; индивидуальная субъектность, но не христианская и вообще не религиозная и т.п. Разумеется, все это легче предложить, чем осуществить, но ведь и речь у нас идет не об осуществлении, а о принципах конструирования неких интеллектуальных систем и об уроках Маркса. А они во многих случаях дорого стоят; например, превращение идеологии освобождения во властно-идейную систему угнетения, во властную прокрустику. Добрым молодцам урок.

      Еще один, last but not least, связан со следующим. Не все золото, что блестит, не все счастье, что в будущем: прогресс – штука обоюдоострая, и ныне выходит, что прогресс капитализма – это регресс огромной части населения планеты, ее биосферы. Пока не ясно, что и как можно противопоставить этому в долгосрочной перспективе. Но когда катишься в пропасть, сначала надо затормозить, остановить падение, а потом уже думать. Иначе думать будет нечем и некому. Короче – среднесрочная (но только среднесрочная) задача – затормозить, подморозить, законсервировать ситуацию. Ясно, что это не революционное действие, а консервативное или скорее даже реакционное. Я не стану здесь утверждать, хотя это очень интересный ход, что Маркса вполне можно, а быть может и нужно интерпретировать на консервативный лад и представить в качестве вполне консервативного мыслителя, как это сделал Шумпетер100. Важнее другое или, точнее, другой аспект возможной консервативности Маркса, его идей и теорий – не субъективный, а объективный. Поскольку консервация объективно далеко не всегда работает на господ и хозяев современного мира, она нишево, функционально оказывается тем, чем в эпоху Современности были революции. Революционность и консервативность совпадают. Так уже не раз бывало в истории, когда общество достигало переломного предела, порога в своем развитии. Вот тут-то и появлялись движения и идеи, которые одни историки квалифицировали как революционные, а другие как консервативные, реакционные. Ограничусь двумя примерами.

      В конце II в. до н.э. прогрессивное развитие антично-рабовладельческого строя в Риме поставило под угрозу существование свободного римского крестьянства, которое утрачивало свои земли, раскрестьянивалось. Братья Тиберий и Гай Гракхи пытались провести реформы, тормозящие или даже поворачивающие этот процесс вспять и возвращавшие ситуацию к тому, какой она была лет за сто до этого. В какой-то момент Гракхи перешли к насильственным «революционным» действиям, потерпели поражение и погибли.

      Что это – революция или реакция? Впоследствии, пройдя через диктатуры Мария, Суллы и Цезаря, Рим «вышел» к империи, которая как минимум на двести лет «подморозила» то противоречие, которое с известной долей модернизации

100

Schumpeter J. Capitalism, socialism, and democracy… – P.58.