Красное Солнышко. Генрих Эрлих

А уж как простейшим наукам обучим, там и за высшие примемся.

      – Нет, так долго будет! – воскликнул Димитрий. – Я уж все продумал! Учителей из-за границы выпишем и учеников для академий, пока свои не приспели. Только кликни – валом повалят, на наши-то хлеба, а потом будут трудиться усердно на благо державы Русской!

      Вот он каков был, мальчик мой, и вот как высоко воспаряли мысли наши!

* * *

      Одно только расстраивало меня в поведении Димитрия, с одним злом боролся я неустанно, и хоть многое мне удалось, но успехи мои было явно недостаточны. Да и были они, как я сам понимаю, чисто внешними, до сердца Димитрия в этом единственном вопросе мне добраться так и не удалось. А вопрос-то был для меня наиважнейший – о вере.

      Не знаю, откуда взялась у Димитрия такая ненависть к монахам и монастырям. Ведь я всегда старался отдавать его в места лучшие, под присмотр старцев ученейших. Но стоило мне завести об этом с Димитрием речь, как в ответ летели слова хулительные: дармоеды, фарисеи, неучи темные и многие другие, какие я здесь повторять не хочу, да вы и сами их все знаете. Мне с огромным трудом удавалось сдерживать Димитрия, чтобы эта ненависть на людях не прорывалась. Но ведь он был такой несдержанный, да и людей не обманешь, разговоры о нетвердости Димитрия в вере во все время его царствования ходили, подогреваемые слухами злоречивыми.

      Димитрий и сам понимал, сколь великими бедами может ему это грозить, поэтому хотя бы внешне старался соблюдать приличия. К примеру, сразу после венчания на царство отправился на богомолье в Троицу, как ни тяжело ему было отрываться от дел, но тут я его убедил. Затем послал богатые дары заморским патриархам, в этом меня горячо Федор Романов поддержал, но у того-то свои цели были. По своей воле Димитрий отправил пять тысяч злотых православному братству города Львова, как он говорил, в благодарность за поддержку во время его пребывания в Польше. Но мне показалось, что Димитрий больше хотел насолить королю Сигизмунду и это ему в полной мере удалось. А вот Русским монастырям Димитрий не пожертвовал ни копейки, как я ни настаивал. Хотя льготы жаловал, но льготы вещь ненадежная, их росчерком пера отобрать можно, уж это-то монахи прекрасно понимали.

      Впрочем, монахов многие не любят, Бог им судия! Тут сразу Андрей Курбский на память пришел, он стрел разящих более Димитрия в колчане своем имел, что не мешало ему быть глубоко верующим человек и оплотом православия. Я же больше всего боялся, как бы ненависть к монахам и монастырям не отвратила Димитрия от веры православной. Были у меня, к сожалению, основания для такой боязни.

      Вы, наверно, думаете, что я говорю о тех слухах, которые сейчас чуть ли не за истину выдаются, что Димитрий в Польше перешел в католическую веру. Нет, я хотел совсем о другом сказать, но уж коли начал, так отвечу на ваш вопрос: об этом я ничего не знаю. Может быть, и перешел. Я у Димитрия не спрашивал и вообще над этим вопросом не задумывался. Как же так, князь светлый, слышу я удивленные голоса, вы, человек столь твердый и ревностный в вере православной, и вдруг проявляете такую